Корпус-3

Это лицо из моего Сна — женщина, которую мне суждено обнять во время высадки на новую планету. Сон поднимается из глубин памяти, накрывает меня стремительным, теплым и влажным потоком. Накатывает мощный приступ тошноты, вызывающий судороги и дрожь. Девочки пытаются меня удержать, но я сопротивляюсь, отталкиваю их руками и ногами.

Я снова похож на младенца — холодного и несчастного, которого вытащили из утробы в страшный мир. Я хочу вернуться в прежнее, невежественное состояние, к своей дурацкой драме. То, что здесь происходит, неправильно.Это не она.Это возмутительно — даже онине посмели бы сделать такое с ней, с нами!

Мы плохо подготовлены к жизни на больном Корабле; искалеченной штуке,которая создает, защищает и убивает нас, отделяет нас от вакуума, радиации и космической пыли, словно раковина — глупых моллюсков.

Девочки оказываются на удивление сильными. Потрясенный моей реакцией, Ким не сопротивляется — напротив, он поднимает руки, демонстрируя покорность. Забыв про него, девочки окружают меня и в конце концов усмиряют.

— Лучше не дергаться, Учитель, — негромко рычит Ким. — Ты же сам сказал — кобры.

Еегубы шепчут только одно слово — и девочки нехотя ведут меня вперед, к той, чье изображение нарисовано кровью в далеком Корпусе-1. К той, кому беззаветно верны надзиравшие за моим рождением.

И моим созданием?Неужели это одновременно и моя женщина, и моя Мать?

Я выгибаю шею и оскаливаюсь. Мы едва не соприкасаемся носами. Это настолько неправильно,что я боюсь взорваться. Но этого не происходит — нет ни поцелуя, ни наполовину желанной смерти.

Ее глаза закрываются.

— Да, — говорит она, принюхиваясь. — Я тебя знаю.

Она протягивает мне руку. Кисть, пальцы — все слишком человеческое, даже изящное; ногти подстрижены и отполированы — несомненно, ее детьми. Я замечаю, что ее короткие волосы завиты,а кожа — безупречно чиста и посыпана зеленоватым порошком, возможно, сделанным из листьев и цветов ее будуара.

— Целуй, — шепчет девочка.

Я уже не чувствую страха. Этот аромат… Если не противиться, он опьянит меня, заставит потерять голову.

— Ты Учитель, — говорит Мать.

— В другой жизни, — шепчу я. — В той, другой жизни моя женщина должна была стать главным биологом Корабля. Здесь она стала той, кем могла быть, и даже больше. Вероятно, Киму отводилась роль ее ассистента, заведующего лабораторией и генофондом.

— Мы были вместе, — говорит она. — Мы создали дочерей. Тебя отняли у меня. Я молилась, чтобы Корабль сделал других таких, как ты.

Ужас смешивается во мне с восхищением и трепетом.

— Не помню.

— Наши дочери искали тебя снова и снова. Я всегда тебя теряла.

Эти слова вызывают во мне боль, которую я не могу ни определить, ни принять.

— Я рожаю дочерей, а они молятся Кораблю и приводят тебя ко мне, — говорит Мать. — То, что ты видишь в пути, заставляет тебя созреть, словно фрукт. Я рада, что ты здесь.

— Целуй! — с надеждой твердит девочка.

Мать застенчиво поднимает руку. Я касаюсь губами гладкой кожи; пальцы чуть более пухлые, чем я видел во Сне. Многочисленные воспоминания о ней выстраиваются в ряд, словно жемчужины на нитке.

Разумеется, жемчуг делают моллюски… устрицы, которых выращивают на фермах.

Я целую ее руку. Все вокруг успокаиваются. Одна девочка восхищенно хлопает в ладоши, потом, заявляя о своих привилегиях в присутствии Матери, становится между нами и заглядывает мне в глаза.

— Мы очень беспокоились. Но ты пришел.

Мать легонько отталкивает девочку, и та со смехом летит прочь, к сестрам. Мы с Кимом остаемся парить в воздухе без посторонней помощи. Глаза Кима закрыты, руки сложены на груди; он похож на большого сонного джинна лимонного цвета.

— Потом будет пища, — говорит Мать. — А сейчас давай начнем. — Женщина, которой надлежало стать моей супругой на всех новых планетах, вращающихся вокруг новых солнц, томно потягивается. — Учи меня. Расскажи, что ты видел.

Ветви растут, превращая помещение в будуар. Здесь она хозяйка. Аромат сделал свое дело. Приятно быть у нее в милости.

Я начинаю рассказ.

Брифинг

Я пытаюсь вспомнить все, что видел и узнал, выкачиваю данные, словно автоответчик, однако все это удивительно эфемерно. Я по-прежнему вижу лицо своей женщины в другом теле, в другой жизни.

Я умолкаю. Прошло уже много часов. Золотой свет стал тусклым. Мать отдыхает с закрытыми глазами, но не спит. Возможно, она всегда бодрствует. Зато многие девочки спят; Ким, окруженный листвой, тоже дремлет.

Я наблюдаю за ними. В чем отличия между мной и теми, кого отняли у нее, между мной и теми, кто погиб? Чем я отличаюсь от истинных ее супругов вроде моего двойника, который сейчас ждет в носовом отсеке… того, кто родился уже способным выполнять ее приказы?

Вынесла ли она свое решение? Возможно, она сама еще точно не знает.

Мать открывает глаза.