Корпус Вотана (Недомаг-мажор) (СИ)

— Яхта “Харон” ожидается по-расписанию, в течение 10 минут к причалу номер 1. Спасибо за обращение. — Голограмма исчезла.

— Хорошенькое название, — пробурчал Ярослав, — прямо жить захотелось.

Вскоре голос из динамиков известил о том, что “Яхта “Харон” ожидает дорогих гостей у причала номер один”.

Чтобы не возникло путаницы, на полу зажглась световая дорожка, ведущая на широкую мраморную лестницу, спускавшуюся к самой воде. Это и был пресловутый первый, он же единственный, причал.

Сделанная из черного металло-пластика, хищной формой напоминающая то ли на касатку, то ли утюг, с огромным вдавленным в корпус иллюминатором во весь борт — яхта полностью оправдывала свое название. Ни дать ни взять — лодка легендарного проводника в мир мертвых.

Возле трапа курил молодой парень в белой рубашке с тремя полосами и ромбом на погонах и лихо заломленной на затылок фуражке.

Швырнув окурок в воду, он поднес пятерню к козырьку, словно муху отогнал. У кадет такое приветствие называлось “показать краба” и, в зависимости от ситуации, считалось либо признаком лихости, либо неуважения.

— Старший помощник капитана Илья Платонов! — Бойко отрекомендовался он.

— А ты не слишком молод, салага? — Спросил посчитавший приветствие издевательством Бакуничев. — Честь отдавать не научился, а уже старпом.

— Честь тебе жена отдавать будет, зелень подкильная, понял?

— Ты меня на “понял” не бери. Отойдем? Объясню тебе, кто из нас “зелень”.

— Платонов, якорь тебе в голотку! Живо дуй в трюм и проверь топливо. Через пять минут отходим. — По трапу на берег спускался седобородый человек внушительного роста, с кожей, похожей на кору столетнего дуба, одетый в шинель плотного сукна — настоящий морской волк. От взгляда его суровых глаз становилось не по себе. Платонов сжался и тенью проскользнул мимо капитана внутрь судна. — Прошу прощения, господа кадеты, за действия моего помощника. Приходится учить, что называется, на ходу. Я проведу с ним воспитательную работу, когда прийдем в порт назначения.

Смирнов поежился. Он не сомневался, что душеспасительной беседой этот воспитательный процесс не закончится. Очень уж капитан напоминал полковника Сурового.

— Разрешите представиться. Капитан Джеймс Кук.

— Родственник того самого капитана Кука? — Осведомился Ярослав.

— Правнучатый племянник. Меня назвали в его честь. Как гласит морская мудрость: “Как вы яхту назовете, так она и поплывет”. Вот и мне пришлось стать капитаном. Прошу на борт, господа. Компанию вам составить не могу. Наш маршрут требует моего непосредственного внимания. Забортных красот не обещаю. Мы почти до самого конца будем двигаться в тумане времени. Но вы будете вознаграждены видом Облачного Замка с моря. Даже я всякий раз не могу сдержать слез восхищения, каждый раз, когда снова вижу его.

Глава 52

Наше подсознательное бережно хранит воспоминания о древних колыбелях человечества: Атлантиде, Лемурии, Гиперборее. Во сне, не скованные условностями быта, мы иногда попадаем на чудные улицы, гуляем по фантастическим проспектам, а иной раз целуемся на кружевных мостах через реку. И если сложить сны множества людей, то окажется вдруг, что места наших снов удивительным образом совпадают. Это наша память возвращается туда, где было хорошо.

Облачный Замок был построен по образу и подобию древних легендарных столиц. Поэтому завидев его башни, было невозможно сдержать слез радости и умиления, словно от возвращения в детство.

Слезы текли по щекам Ярослава, возвращавшегося в место своего рождения, Бакуничева, несколько раз бывавшего в Облачном Замке вместе с отцом и мачехой, не прятал чувств обычно сдержанный Смирнов, Архипов же пытался вобрать в себя и навечно запечатлеть в пямяти это грандиозное зрелище. Белый город, озаренный Солнцем, выплывающий из густого тумана. Легендарный город мечты, столица самой могущественного государства из когда-либо существовавших. Центр мира.

Облачный Замок напоминал семибашенный торт. Семь кольцевых улиц, символизирующих семь планет, поднимались от порта к цитадели, их, подобно солнечным лучам, пронизывали двенадцать широких прямых проспектов.

“Харон” прошел через арку под величественным маяком и вошел в закрытую бухту, охраняемую гигантскими статуями с коронами на головах. Одна изображала основателя рода — Эйрлинга, вторая — императора Эльзидара. Император был изображен четырехсотлетним мужчиной в самом расцвете сил. Только борода его была завита и уложена на ассирийский манер, а не греческий, который он предпочитал.

Ваял эти произведения искусства известный придворный скульптор, слегка “тронутый” на почве гигантомании, за что не раз удостаивался справедливой критики. Его работы стояли во всех столичных городах, куда их отправляли в качестве “подарка” от плодовитого творца.

После таинственного исчезновения Эльзидара талантливость скульптора внезапно поставили под сомнения. Статуи с главных площадей стали постепенно исчезать, перемещаясь либо на задворки городских музеев, либо на переплавку или в дробильные машины.