Корректировка

– Анализ речевого спектра, – сообщил Кир, – с вероятностью в девяносто девять процентов позволяет предположить гомосексуальность Бориса.

Уф, у меня отлегло от сердца. Судя по всему, для балетного педро, Аля представляет ценность, исключительно в роли жилетки, в которую можно поплакаться. Странно только, что он не боится распространяться о своих наклонностях, за гомосятину в Совдепии можно и на нары присесть. Лично я, в общем-то, против педиков ничего не имею. Нравится им чпокать себе подобных, ну и на здоровье, как говорится, если те не против. Главное, в их присутствии в бане за мылом не наклоняться.

Иван Андреич, наконец, закончил свою речь и притомившиеся его слушать, гости, захлопали, восторженно загудели и немедленно выпили.

За стол вернулся Генка, ходивший позвонить домой – баба Вера с утра себя плохо чувствовала – давление и все такое. Вид у него был отчетливо понурый.

– Блин, еще хуже стало, совсем бабка разболелась… – сообщил он причину своей печали, – домой ехать придется. Скорую наверно вызывать. Черт, Феля, жалко-то как!.. такое оставлять, – он кивнул на богатый стол.

– Ну, что ж делать, Геша, – посочувствовал я его горю. – Ехай. Бабулю надо беречь.

– Ладно, пойду с теть Леной попрощаюсь. Сам доберешься до дому?

– Доберусь, куда я денусь.

Генка ушел охваченный грустью, а я продолжил предаваться гастрономическому разврату.

Прошло еще полчаса и объевшийся народ понемногу стал выбираться из-за стола. Компания распадалась на отдельные очаги. Кто-то отошел покурить, кто-то в туалет. Молодежь танцевала под ритмичную музыку.

На нашем участке стола остались только мы с Иван Андреичем. Он сидел мрачный, облокотившись локтем на стол, подперев толстую щеку ладонью. Отвлекшись от мыслей про Альбину, я заметил, что он смотрит на меня пристальным, слегка остекленевшим взглядом, как будто пытается вспомнить.

– Вы… – Иван Андреич замялся. – Я, извините, вижу вас впервые… вы знакомый Ларисы? Из балетных?

– Нас не представили. Меня зовут Феликс. Я друг Геннадия.

Он все смотрел на меня, очевидно размышляя: что здесь, на элитном мероприятии, делает друг какого-то Геннадия? Я почувствовал себя не ко двору.

Выручила, подошедшая к столу тетя Лена.

– Чего пристал к парню? Это Феликс, школьный друг моего Генки. Они все детство вместе – считай родственник. – она отечески потрепала меня по волосам. Её мощный бюст почти касался моего носа. Хотелось его чмокнуть, но я, по понятным причинам, удержался.

– Ах, Генкин, – взгляд Иван Андреича потеплел, – ну, так бы сразу и сказал! Давай тогда выпьем за знакомство, наливай Генкин друг!

Он, кажется, сразу же по представлению, забыл мое имя. Что ничуть не помешало мне аккуратно разлить водку в наши рюмки. Мы чокнулись. Выпили.

– И чем же ты занимаешься по жизни? – продолжил, от нечего делать, интересоваться Жук. Я поведал ему свою легенду.

– Ученым значит, хочешь стать? Товарищи ученые, доценты с кандидатами… сидите разлагаете молекулы на атомы, забыв, что разлагается картофель на полях… – продемонстрировал он свое знание творчества Высоцкого. – У меня Маринка тоже умная. МГУ закончила, юридический. В аспирантуре сейчас. В отпуск приехала со своим женишком. А он, между прочим, сын замминистра!

Возможно, Иван Андреич хотел добавить, что-то вроде: видишь какие люди здесь гуляют, а ты сидишь босяк-интеллигент, жрешь и пьешь на дармовщину, тварь подзаборная. Но не добавил, сдержался. А потом и вовсе куда-то исчез.

* * *

Заскучав, я принялся развлекаться, с помощью Кира подсматривая за гостями и подслушивая их разговоры.

– Лёва, я тебя умоляю – закрыли тему! Успокойся. Лучше выпей и покушай, – советовала эффектная брюнетка семитского типа, своему толстому и лысому супругу с апоплексически красным лицом.

– Послушай, Фира, – не успокаивался безутешный Лёва. – Как я могу быть спокоен, когда под меня копают, уже экскаватором. Кацман, это такая скотина, если его прихватят он заложит всех, чтобы только уберечь собственную шкуру! Меня могут арестовать и посадить. Ты что не понимаешь?

– Лева, прошу не строй из себя торговую целку. Это с твоим-то богатым трудовым стажем! – морщится Фира. – Ты только при мне воруешь десятый год. И двадцать лет воровал до меня. Ты тащил при Сталине и Хрущеве, а сейчас расхищаешь народное добро при Брежневе, чтоб он был здоров. Но перед каждой занюханной проверкой дрожишь, как мокрый цуцик. Мне это уже действует на нервы.

– Тебе действует на нервы? А для кого я стараюсь? Ты жрёшь, не давясь, чёрную и красную икру, пьешь «кьянти», носишь все эти заграничные наряды! Нацепляешь за раз по полкило золота. Зимой ходишь в собольей шубе. Ты собаке бросаешь югославскую ветчину и «брауншвейгскую» колбасу!.. Мне это не действует на нервы? А тебе действует!.. Я, может, каждый раз мысленно умираю от этих проверок, у меня уже нервы ни к чертям!

– Пупсик, не смей попрекать меня тряпками и украшениями, я нашу их ради тебя.

– Ради меня?

– Конечно, у такого начальника должна быть солидная жена. Посмотри на Жука, он спокоен, как бенгальский слон. Кто тебя арестует? Генерал кормится с твоих рук.