Корректировка

Досмотрев серию, Генка поднял на меня глаза. Взгляд у него был непонимающий.

— Но это ж девяносто первый, а ты, говоришь, из две тысячи двадцать э-э…

— Второго, — подсказал я.

— И что там дальше произошло?

— Дальше много чего плохого случилось, — я решил не рассказывать ему про Жоржа и апокалипсис, чтоб совсем не деморализовать, ограничившись своим временем. — Но об этом позже. Сейчас могу тебе рассказать, что случится в ближайшее время. Одиннадцатого закончится эстрадный фестиваль «Золотой Орфей» и неожиданно победит там, некая Света Резанова — сексапильная телочка…

— Какая телочка? — разинул рот Генка.

— Ну… это от английского sex appeal — сексуальная привлекательность. Она не надела лифчик под платье. Сиськи у неё были, что надо, а в жюри сидели все мужики и в итоге прокатили Леву Лещенко, отдав ей первую премию. Не слыхал про нее? Она была солисткой в «Веселых ребятах», а после неё стала Пугачева.

— Это еще, что за дура?

— Понятно. Советской эстрадой не интересуешься.

— Вот ещё, «совок» я буду слушать.

— Ясно с тобой. А вот девятнадцатого июня выйдет указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом и водку будут продавать с одиннадцати утра.

— Кстати, про алкоголизм, — задумчиво сказал Генка, — Чувствую, пивом этот пожар в моих мозгах не залить… пойдем возьмем, что-нибудь посерьезней. Все равно сейчас бабка вернется. При ней не поговоришь нормально.

* * *

Мы сидели в вокзальном ресторане и тушили пожар в Генкиной голове. В качестве огнетушителя использовался молдавский портвейн. Закуска была скромная: холодец с хреном и горчицей, селедочка с лучком и горячие бутерброды с языком.

Я почти не пил, вечером предстояла вторая часть марлезонского балета, на этот раз с Женькой.

Вокзальный ресторан место суетливое. Периодически происходило нашествие пассажиров, с какого-нибудь проходящего поезда. Толпа оголодавших и заскучавших путешественников, подобно стае саранчи, набрасывалась на комплексные обеды. Для них были выделены два длинных стола у дальней стены под вывеской «экспресс-обед». Там в ожидании короткого боя, в строгом армейском строю, уже стояли в ряд алюминиевые миски со стынущим супом и угрюмыми котлетами с унылым гарниром, стаканы с компотом.

Пассажиры, у которых времени было в обрез, споро падали на стулья, стучали ложками и вилками, скоренько жуя и чавкая. Вливали в себя компот, расплачивались и уносились обратно в поезд на свои места, согласно купленным билетам.

Между рюмками, я рассказал приятелю о неприятностях с Альбиной.

— Ты нашу синеглазку отжарил? — в который раз за сегодняшний день удивился Генка и от волнения сожрал бутерброд. — Между делом, пристроил шершавого! Феля, я с тебя тащусь, как удав по стекловате.

— Фу, Геша! — возмутился я. — Терминология у тебя быдляцкая. Выбирай выражения.

— Какие нежности, ё-маё! — отмахнулся тот. — Нормальная терминология, ни слова про ёблю… И чо, прямо вот так отдалась?

— Ну… сперва оказывала посильное мне сопротивление, а потом вошла во вкус.

— Ну ты Феля, какой-то половой гигант. Резкий, как понос. У вас в будущем все такие?

— В моем времени, дружище, я старик, которому девушки не дают. Отсюда повышенная реакция внезапно помолодевшего организма на прелестных юниц.

— Да я смотрю, у них тоже повышенная реакция на твой помолодевший организм — дают без раздумий.

— А теперь, она не хочет со мной общаться.

— Посмотри на это дело с другой стороны — не хочет и не надо. Ты свою миссию выполнил — опылил цветочек — пусть себе дальше цветет и пахнет. Было бы хуже, если б она сказала: после того, что между нами было, ты обязан на мне жениться!

— А как же канал сбыта? — уныло поинтересовался я. — Куда тряпье сдавать?

— Я тебя умоляю! Там стопудово, кто-нибудь стучит в ментуру. У нас тут не Москва, все друг друга знают. Все на виду. Новый человек сразу в глаза бросается. Пару раз сдать можно, а на постоянку не канает — живо заинтересуются, кому следует. Тебе оно надо? А тут все удачно складывается, заодно и поклонники ейные от тебя отвяжутся.

На словах, в Генкиных рассуждениях все было складно. Однако я не мог отделаться от ощущения, что друг мой сам мечтал бы пристроиться к Альбине, но рассчитывать на это не приходилось. Оттого, он с таким энтузиазмом, как к восстановленной справедливости, отнесся к нашему с ней разрыву.

— Кстати, насчет заработка… — осенило Геннадия, — ты же можешь достать записи всех концертов, всех групп… можешь?

Я кивнул.

— Ну так какие проблемы? Это ж бабки можно делать прямо из воздуха! Знаю я одного кента, он серьезно музоном занимается. У него знакомых, пол Обнорска… Надо только способ найти, чтоб с твоей лабуды на бобины переписать. Можно у него попросить. У него хорошая аппаратура…

— Ничего просить не надо, — успокоил я друга. — Я посмотрю хит-парады, за этот и за прошлые года. Куплю компакт-кассеты, что-нибудь запишу и передам вам. Вы ищите аппаратуру и переписываете на бобины. Смотрим, если дело пойдет, будем решать, как тиражировать и как оплачивать.