Корректировщик. Где мы – там победа!

Танк, появившийся справа, сначала показался мне обычной «тройкой». Странным было то, что он вел огонь из пулеметов, но не использовал орудие, хотя выполз на прямой выстрел. Перед ним было укрепление, построенное из балок. То ли это шпалы, то ли бетонные столбы, непонятно. Но стояло оно удачно, а в нем находился станковый пулемет. Пулеметчик был опытный, и немцев перед ним было много. Мертвых. Здорово парень работает.

А тут танк выскочил прямо на него, но орудие молчит, только пулеметы огрызаются. На танк упал отсвет от горящего собрата, и вдруг я понял. Этот странный ствол! Для 50-мм – слишком толстый. Для 75-мм – слишком длинный. Это не орудие, это огнемет! Потому он и молчит, там дальность струи метров пятьдесят-шестьдесят.

– Иволга, справа. Скорее, это огнеметный танк, подойдет ближе – хана братве!

Башня рывком развернулась, и тут же грохнул выстрел. На месте башни «T-III» вспух огненный шар. Ну, да, у него же емкости для огнесмеси вместо боеукладки. А на таком расстоянии наш снаряд его броню под любым углом пробивает влет. Собственно на этом доблестный Вермахт и сдулся. Жаль ненадолго.

Последнюю атаку я долго не забуду. К этому моменту стало гораздо светлее. Исключительно потому, что вокруг нас горело все, что могло гореть. Фрицы упорно лезли, и в конце концов им удалось ворваться на позиции. Началась рукопашная. В жизни это совсем не так, как в учебном фильме, на занятиях или даже на учениях. Тут все проще и страшнее. Главный прием – нанести удар раньше противника. В ход идет все: ножи, лопатки, приклады, каски, вообще любой предмет, попавшийся под руку.

Пулеметы смолкли, Мы с Иволгой продолжали бить из орудия попеременно, то по наползающим танкам, то по следующей волне пехоты. Как в этом грохоте Палыч услышал, что кто-то лезет на броню, я не знаю, но ведь услышал. А потом сержант, от которого я не слышал ни одного мата за все время нашего знакомства, так загнул в бога, душу и тринадцать апостолов, что я даже от боя отвлекся. А Палыч вытащил пистолет, сунул ствол в отверстие шаровой установки, оставшееся после извлечения кормового пулемета, и начал стрелять.

После четвертого выстрела довольно потряс пистолетом и выдал короткий монолог. В нем он объединил Гитлера, немцев и дьявола, соединив их в такой камасутре, что индусам даже не снилось. А потом сказал:

– Лез тут один. Еще ящик какой-то затащить пытался.

Я похолодел и начал отсоединять шлемофон. Пора перебираться на водительское место и отходить назад. Надеюсь, мы никого из своих не задавим, но дальше так нельзя. Этот фриц, видимо, сапер, а ящик – стандартный заряд взрывчатки. Хорошо, что в суматохе в нас просто противотанковую гранату не бросили, наверное, под рукой не оказалось. А ведь могли бы.

Мы отбились и на этот раз. Даже думать не берусь, сколько людей осталось в строю у Ольшанского, но и немцы выдохлись. Атак больше не было. Мои орлы дрыхли прямо на своих сиденьях, а мы с Палычем оставались в наблюдении. Попутно я ему объяснял, что и как на командирском месте. Хотя кое-что он уже и сам сообразил. Потом дремали по очереди. Сиденья в танке для этого мало предназначены, но все равно нам лучше, чем морпехам. Они там наверняка позиции восстанавливают, так что им не до сна.

В пять утра мы с парнями выбрались наружу. Пока тихо, надо по-быстрому справить естественные надобности. Потом ведь не до того будет. Еще хотелось подышать свежим воздухом, но не тут-то было. Эту кашу из тяжелых запахов воздухом вообще назвать сложно. Несло гарью, кислятиной сгоревшего пороха, пылью, бензином. А еще к этому примешивался чуть сладковатый запах горелого мяса. И это явно не от походных кухонь. Надеюсь, это все же из сгоревших танков несет, а не с наших позиций.

Потом ребята вернулись в машину, подкрепиться. Оказывается, сухпай нам еще вчера вместе со снарядами принесли. Спасибо капитану, вспомнил, хотя, может, это вовсе и не он, а Артеменко. Короче говоря, три десятка бойцов, некоторые из которых тащили на себе какое-то тяжелое вооружение, увидел только я. Значит, к Ольшанскому подошло подкрепление. То, что они тащат, может быть станковыми пулеметами, а может и «АГ» – автоматическими гранатометами Таубина. Сила, однако.

О, только о нем подумал. Ко мне шел ротный в сопровождении Гурамишвили. Это, видимо, его ординарец, а может, связной.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант.

– Здравствуйте, сержант.

Черт, не помню, в сороковом уже ввели все эти: здравия желаю, так точно, никак нет? Или они появились позже? На таких мелочах и прокалываются сильно умные пришельцы вроде меня.

– Спасибо за помощь. Здорово вы немцев жгли, я видел.

– Служим трудовому народу. Среди ваших большие потери, товарищ старший лейтенант?

– Большие, сержант. Но ты сам видел, пополнение прислали, так что жить будем.