Минут через пять после Ильи в офис приехали “два брата-молодца, одинаковых с лица” — Алексей Попов и Никита Добрынин. Два крупнейших пост-корректировщика, уже лет двадцать работавших в паре и оттого сроднившихся.
— С вами в стратолете девушки не было? — спросил Илья. — Среднего роста, темные волосы, глазастая.
— Ты про фигуру, про фигуру! — усмехнулся Попов. — Я, знаешь ли, на глаза женщины в последнюю очередь смотрю.
— Хорошая фигура, — многозначительно сказал Илья. — Все как надо.
— Замечательный портрет, — фыркнула Машка. — А самое главное — такой конкретный, мимо не пройдешь!
— Это ты зря, — сказал Попов. — Мимо женщины, у которой все “как надо”, действительно не пройдешь. Нет, Илюха, не было. Совершенно точно. Во всем стратолете не было ни одной хорошей фигурки.
— Дьявол! Ну где она?! — в сердцах воскликнул Илья.
Попов спросил, что за история связана с девушкой, но Илья не успел ответить. В общую залу влетел Иосыч с пачкой распечаток в руке:
— В четырнадцать сорок по нашему времени зарегистрирован подземный толчок. Сила по шкале Рихтера — три балла, эпицентр в Находке.
Повисло тягостное молчание. Машка Голикова закусила губу, чтобы не заплакать, Царев обнял ее, притянул к себе, не отрывая взгляда от Иосыча.
— Началось, — упавшим голосом сказал Савельев.
Илья смотрел на этих людей, на их лица. Они застыли, у всех жили только глаза. И все взгляды были одинаковы — тревожные, но упрямые. Никто не отступит. Некуда.
Телефонный звонок заставил всех затаить дыхание. Сейчас от любой мелочи могло зависеть все. Савельев выслушал абонента с непроницаемым лицом, положил трубку. Сказал:
— Это Стайнберг. Оскомышин договорился с Индией, так что, Царев, через час в Улан-Удэ встречаешь индийских “рутов”. Спецрейс, кроме них никого не будет, так что не ошибешься. Русский они знают, но лучше говорить на международном.
— А что Венера? — не утерпела Машка Голикова. — С Венерой договорились?
Савельев развел руками:
— Про Венеру ни слова. Вероятно, подключатся американцы. Но они будут работать из Сеула. — Помолчал. — На личный адрес каждого выслан план работы, учитывающий деятельность зарубежных коллег. В основу положен прогноз Морриса Фроста, это американский прогнозист. — Обвел зал тяжелым взглядом, взял у Иосыча распечатку, показал всем: — Но мы будем работать вот по
— Скилдинский прогноз? — уточнил из угла Дим-Дим.
— Он самый.
Савельев с Иосычем сели работать, пытаясь из двух документов — прогноза Скилдина и плана Стайнберга — создать удобоваримый план спасательной операции.
Илья устроился в уголочке, просматривая распечатку. Пожалуй, вчерашний файл по сравнению с этим действительно был урезан. Вчера он читал самую суть — то, что относилось к причинам катастрофы. В полном прогнозе содержались и две вероятные схемы развития событий. Первую, по которой катастрофа ликвидировалась в зародыше посредством реал-тайм корректировки, он просмотрел лишь мельком — хорошо помечтать о том, что могло бы быть… Крайний срок вмешательства корректировщиков — полдень по московскому времени, пять часов дня по иркутскому. Сомнительно. Тем более, что не соблюдены условия для вмешательства: Поле должно быть стабильным, а оно мерцает.
Система саморегуляции Поля запускалась, по расчетам Скилдина, ровно через час — в тринадцать ноль-ноль по московскому. В Селенграде будет шесть вечера. Интересно, что в течение этого часа запрещались все прорывы в Поле. Прорыв, произошедший в этот промежуток, приводил к тому, что корректировщики обязаны были уложиться с ликвидацией катастрофы в тридцать часов. Причины не объяснялись. Наверное, знатокам информатики они очевидны, почему-то слегка обиделся Илья, а вот простым работягам Поля непонятно.
И вот теперь Илья начал понимать, зачем “Игорю” понадобился Филька. Для той самой антирекламной кампании. Потому что в самом устье разлома, напротив Находки, находилась американская база. С ядерными ракетами. И разлом дойдет до них именно в этот, запретный промежуток времени. Если не входить в Поле, дальше бороться бессмысленно, потому что начнется распад. А если войти… Очевидно, именно этого раннего входа “Игорь” и добивался.
Второй толчок, уже на четыре с половиной балла, сместился к востоку. На побережье обрушились тонны взволнованной морской воды.