Корректировщики

— Я полагаю, исходные данные он получил от Цыганкова, — продолжал Савельев. — И быстро построил логическую цепочку. Кроме тебя, других “постовщиков” в Селенграде нет. Значит, если он встанет на учет, то мы просто обязаны откомандировать тебя на сопровождение Фильки. А вот тут и начинается самое интересное. Филька наводил справки про Вещего Олега. И я думаю, что Филька пришел сдаваться не потому, что боится. И не потому, что через тебя надеется завязать хорошие отношения с московскими отделениями Службы. Прежде всего потому, что ему нужен Вещий Олег.

Илья развел руками:

— Он всем нужен. Только с кем он будет работать, он решит сам. И думаю, что вряд ли с кем-то станет при этом советоваться. До инициации он Фильке не нужен, а после ему не нужен станет Филька. Так что нам вообще нечего с этой стороны бояться. Опять-таки, насколько я помню историю, Олега не мог водить за нос вообще никто. Он же прославился как раз своей прозорливостью.

— Это, конечно, да. Только Фильке это вряд ли известно. А потому он будет совать нос в наши дела. Поэтому я решил, что Фильке тебя не отдам, вместо этого я уже послал запрос на усиление нашего отделения хорошим блокатором. А ты, будь любезен, с ноября — на занятия. Я имею в виду, на серьезном уровне. Хватит тебе на подхвате бегать. Мало ли, пригодится. Не Фильку, так Олега в инициации будешь блокировать.

Ну наконец-то, думал Илья, нашлось и для меня какое-то место.

* * *

14 октября 2082 года, среда

Московье

Валерия открыла дверь, пропуская мрачного Павла. Выждала, пока он разуется, пересадит ее зверей с кушетки на стол и плюхнется на свободное место. Сама забралась в кресло напротив и подогнула ноги под себя.

— Ну и на хрена ты это сделал?

Павел рассеянно ковырял ногтем этикетку на пивной бутылке. Красив, мерзавец, подумала Валерия с восхищением. Высокий, сложенный, как гимнаст, самоуверенный до хамства и чарующе наглый. А рожа — только в кино сниматься. Жгучий брюнет, изменчиво-зеленые глаза ведьмака, ухмылка Казановы. И абсолютно правильные, римские черты лица.

Он исподлобья посмотрел на Валерию, густейшие ресницы коснулись бровей. Опять отвел глаза:

— Ну, дурак я. Чего еще надо?

— Да нет, просто интересно, что ты в Соколовой нашел?

— Я? — он искренне удивился.

— Головка от… Я что ль с ней в комнате запиралась?

Павел неожиданно залился багровым румянцем. Валерия покачала головой: создает же Господь такое на муку женским глазам. До чего хорош… По крайней мере, у тех, кто вешается ему на шею, есть вкус. Вот только с мозгами порядок лишь у нее самой да у Оли Пацанчик. У Валерии хватило ума не втюриться в этого красавца, а у Оли — не приставать к нему. В результате Павел почитал Валерию за самую умную из всех известных ему женщин — что ей безумно льстило — и втайне вздыхал по Оле. Валерия это знала, естественно, поскольку Павел ей доверял, но ничего не сказала Оле — незачем. Девка никуда не полетела бы, пока не выяснила бы отношения с Павлом. А сие закончилось бы плачевно.

— Я не запирался, — буркнул Павел.

Валерия вздохнула, закурила.

— Ты б рассказал, как есть, — негромко заметила, пуская дым тонкими кольцами.

— Оля знает?…

Валерия чуть не рассмеялась: как они похожи! И даже жаль, что Павла придется выпроваживать из Московья. Валерия ненавидела слезливые и пошлые мелодрамы в кино, но обожала любовные интриги в жизни. А Павел — не тот парень, который будет поступать по каким-то стандартам. Ох, жаль, не удастся посмотреть на их встречу…

— Я тебе потом про нее расскажу.

Павел очень тяжело вздохнул. В несколько глотков выхлебал оставшееся в бутылке пиво, полез в свою сумку за следующей. Перехватил насмешливый взгляд Валерии, пояснил:

— Оно безалкогольное.

— А зачем тогда пьешь его?

— Потому что пить хочется. — Опять тяжко вздохнул, посмотрел на Валерию. Фиг ты у меня открутишься от объяснений, сказала она ему взглядом. Дернул у нее сигарету, сделал безразлично-циничный вид: — А нечего мне рассказывать. Сидели в баре — я, Колесников, Мамин. Пришел Белов с Соколовой. Я, понятно, спросил у Ленки, где ее подруга, — ну, вроде как одни ребята собрались, скучно же. Она скривилась и сказала, что Оля слишком себя уважает, чтоб со мной в одном баре сидеть. Я для нее — никто и звать никак… Ну, короче, я взбеленился. Сказал, что трахну ее. Белов начал подзуживать: она об меня ноги вытрет и всякое такое. Кончилось тем, что поспорили. На ставку записались, как положено. На сотку еврей. Дали мне срок — месяц. За месяц я должен был уложить ее в постель, причем не силой, а чтоб она сама захотела. Ну, вот и все.

— Да, но ты ж не с Олей заперся, а с Соколовой.