Корректор. Книга вторая: Птенцы соловьиного гнезда

Дом, где жил Мири, располагался в Циннарасе. Этот окраинный район отделялся от остальной части города нешироким скальным проходом, идущую через который дорогу в утренний час пик запрудили автомобили. Томара уже несколько раз успела выругать себя за непредусмотрительность: утро деньдня – время, когда горожане массово стремятся вырваться на природу, и единственный удобный выезд из Крестоцина, расположенный за Циннарасом, в это время всегда забит. Такси еле ползло в многоверстовой пробке, и его неторопливость только добавляло мандража к и без того нервному состоянию Томары.

Она еще раз спросила себя – правильно ли она поступает? Лишить человека надежды и обречь его на смертную тоску и без того хуже некуда. А дать ему фальшивую надежду, которая обернется страшным разочарованием, вообще бесчеловечно. Возможно, ему следовало бы оставаться в неведении как можно дольше… Нет. Все равно через один-два периода его состояние ухудшится настолько, что скрывать правду и далее окажется невозможно. А сейчас все еще имеется шанс. Призрачный, но шанс. Или все-таки уже нет?

Томара взглянула вправо. Карина сидела, вжавшись в угол салона и обхватив себя руками. Девочке явно было не по себе. Наверное, она мандражит ничуть не меньше. Женщина вздохнула. Столько всего и сразу свалилось на девчонку, которой едва исполнилось двадцать! Вот кому, наверное, плохо… Она, Томара, рискует лишь своей репутацией и профессиональной карьерой. А вот Карина в случае неудачи может вообще в жизни разочароваться. И куда она тогда денется, перегоревшая внутри, с грузом страшного поражения на сердце? Может, все-таки не стоило втягивать ее в эту историю?

Когда таксист, наконец, высадил Томару с Кариной у серого четырехэтажного дома с торчащими балконами, хирург дошла до последней степени взвинченности. Она несколько раз глубоко вдохнула сырой осенний воздух, который здесь, на окраине, казался явно чище, чем в центре, и решительно двинулась к подъезду. Если исходить из обычной планировки по две квартиры на этаж, восемнадцатая должна располагаться в последнем, третьем подъезде. Она и в самом деле располагалась там, на первом этаже, выходя окнами на заросший хвойным лесом обрыв. Вероятно, солнце в ее окна не заглядывало никогда. Некоторым так нравится – люди, днями просиживающие за дисплеем, недолюбливают прямой солнечный свет, а мальчик, кажется, программист или дизайнер. Но сейчас ему, вероятно, не до компьютера, и угрюмость квартиры только усугубляет его состояние.

На звонок в дверь долго никто не откликался, и Томара уже решила, что парня нет дома. Но Карина, поймав ее неуверенный взгляд, тихо сказала:

– Он там. Я вижу. Он лежит в кровати и не поднимается.

Мири открыл дверь только минут через пять настойчивого трезвона. Он стоял, согнувшись, опираясь на косяк, его тело то и дело сотрясал глухой мучительный кашель. Нагой, он не удосужился даже одеться, и было видно, что за прошедшие два периода он заметно похудел и спал с лица. От его когда-то цветущего вида не осталось и следа. Сейчас он, двадцатипятилетний, выглядел не меньше чем на сорок.

– Что? – хрипло спросил он. – Вы кто?

– Здравствуй, господин Мири. Я – доктор Томара, – сказала хирург. – Это -Карина. Мы смотрели тебя в Первой городской в конце одиннадцатого периода, помнишь?

Несколько секунд парень молча смотрел на них. Потом в его глазах мелькнула искра узнавания.

– Проходите, – вяло сказал он. – Извините, мать сегодня еще не заходила, а мне хреново. Так что угощать нечем.

Он повернулся и по короткому коридорчику ушел в комнату. Разувшись и прикрыв дверь, Томара и Карина последовали за ним. Парень забрался в кровать под одеяло, лег на спину и неподвижно уставился в потолок.

В комнате стояли отчетливые запахи немытого тела и лекарств. Белье на постели пропотело, и смятые скомканные простыни свисали до пола. На столе негромко бормотал терминал с выключенным экраном – транслировали новости. Томара подошла к кровати и пощупала лоб парня.

– Как ты себя чувствуешь, господин Мири? – спросила она, доставая из сумки диагност и разматывая провода.

– Плохо, – буркнул он. – Кашель все сильнее, кровь отхаркивается. Вон… – Он выпростал из-под одеяла руку и поднял с пола скомканную бумажную салфетку, на которой явственно проступали красные пятна. – В груди больно, когда глотаешь. К трем врачам ходил – все только головой качают и прописывают всякую хрень, от которой лучше не становится. Бронхит вылечить не могут, коновалы!…

Последнее слово он словно выплюнул, бросив на Томару презрительный взгляд.

– Я посмотрю тебя, господин, – не отреагировав на шпильку, произнесла хирург. Она откинула одеяло и быстро наклеила электроды на грудную клетку. – Повернись на бок, мне нужно прицепить датчики на спину.

Юноша безразлично повиновался.

– Зачем вы пришли? – глухо спросил он в стену. – Я не звал. У меня больше денег нет на врачей, я на пособии. Меня уволили неделю назад, и страховка исчерпана.

– Мы не возьмем с тебя денег, – качнула головой Томара. – Перевернись обратно на спину, пожалуйста. Так… теперь полежи спокойно.