– Принято решение лично по вам. На некоторое, я подчеркиваю – некоторое! – время вам рекомендовано отдохнуть, расслабиться…
– Да я, вроде, и не напрягался особо-то…
Профессор раздраженно хлопнул ладонью по отчету.
– Ма-а-лчать! Смир-р-но! Мальчишка, щенок! Как ведешь себя перед штаб-офицером лейб-гвардии Его Императорского Величества!
Я вытянулся во фрунт. На голове профессора вдруг замерцала чищеной медью каска с сидящим на маковке и распростершим свои крылья двуглавым орлом Лейб-гвардии Конного полка… Как я в своем счастливом детстве, да в этом самом же музее рыдал и колотил ножонками по полу! Все просил отца купить эту каску! Уж больно она мне понравилась. Захотелось стать конногвардейцем, знаете ли. Почувствовал звериным детским инстинктом близость к этому полку. Тому самому полку, между прочим, чью пешую атаку во весь рост на немецкие батареи, прикрываемые пулеметами, видел в 14-м году Дед. И если бы не безумная по своей отчаянной храбрости конная атака Лейб-эскадрона под командованием ротмистра Врангеля… Да-да, того самого будущего «Черного Барона»… В этой атаке погибли почти все офицеры эскадрона, полк понес тяжелейшие потери, но пушки противника были захвачены, а казенники заклепаны. На хрена только все это было нужно, кто бы мне сказал…
– Виноват, господин…
– Ротмистр, капитан, ротмистр… Ну, готовы слушать дальше?
– Так точно!
– Так вот… Временно новых заданий вам не будет. А…
– А сам я могу? В инициативном, так сказать, порядке? Есть необходимость еще разок сбегать в район Бобруйска…
– Нет, это положительно невозможно! – Горький вздох ротмистра Аппельстрема по своей тяжести вполне мог сломать спину его старого боевого коня. Надеюсь, он у ротмистра был… – Я отказываюсь с вами разговаривать, товарищ Кошаков! Именно – Кошаков! Ведете себя как кот, который гуляет, понимаете ли, сам по себе! Вам понятие дисциплины знакомо?
– Точно так, вашбродь! Приказ исполню свято! Сказано расслабиться и отдыхать – буду отдыхать! Прошу разрешить выезд на охоту и рыбалку на реку Березина! Самый сезон на боровую дичь пошел! Не откажи, ваше благородие, а?
Моим взглядом можно было растопить айсберг, убивший «Титаник». Профессор вздохнул, улыбнулся и согласно кивнул.
Вот и славно! Трам-пам-пам!!
Я не знал, работает ли сейчас ипподром, да и далековато мы были от Москвы, чтобы туда мотаться за харчами. Поэтому особых разносолов на столе не было. Андрей сбегал к девчонкам в столовку, и Оксана, капая слезьми прямо в тарелки, быстренько собрала нам немудрящую закусь. От девичьих слез капуста, сало и моченые яблочки приобрели особый, горьковатый вкус…
– Ну, будем! – битые солдатские кружки сдвинулись, лязгнули, водка в страхе плеснула почти до краев посуды. Послышались гулкие глотки, потом над столом пронесся мощный выдох и хруст капусты.
– Вот я и говорю… – хрумкая капусткой, продолжил Дед. – Спасибо тебе, внучок, что вытащил старика на фронт… Да-а, посмотрел я на эту войну… Тяжело ребятам приходится. Но ничего, мы – русские, мы сдюжим! Как там классик сказал: «…Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат», – так, что ли?
– Так, как-то… Не помню… Но правильно сказал. Все лишнее осыплется, и выйдет отточенный и закаленный в боях булат… Только в крови этот булат будут закаливать…
– А иначе и нельзя! – сурово сказал Дед. – Воин и рождается в крови, и живет, ее проливая… Свою и чужую. На то он и воин! Давай, наливай… Выпьем за тех, кто там сейчас умирает…
Мы молча встали, глянули в глаза друг другу, на секунду склонили головы, прощаясь с уже погибшими и умирающими сейчас бойцами, и выпили. Говорить не хотелось. Хотелось… да много чего хотелось. Но время еще не пришло.
– Я на вас там представление подал. На награды…
– Ты нас уже наградил, Тур. Выходом на задание и наградил. Остальное – пыль и труха. Да и боевой ценз у нас поднялся, это да… А награды? Орден Боевого Красного Знамени в Службе нам не дадут, а все остальное – плюнуть и растереть.
– Боевик, ребята, и я вам дать не могу.
– А и не надо, Тур. Не до орденов сейчас, точно говорю. Ты лучше нас еще разок выдерни. Вот она самая и награда нам будет, а?
– Обещать не буду, Дед. Пустопорожней трепотни не люблю… Но постараюсь сделать все возможное. Когда убываете?
– Да вот посидим щас, закусим, значит, выпьем еще по одной, да и пора двигаться. Каптенармус, что молчишь?
Каптенармус, сидевший привалившись к бревенчатой стене с закрытыми глазами, чему-то улыбался.
– А что сказать? Я, ребята, все еще в себя не приду… Ведь я эту войну только в кино видел, а тут… Счастье это, скажу я вам, счастье нам выпало за свою страну воевать, вот оно как. Это не духов по ущельям гонять. Это свое, наше, кровное… Пусть всего лишь капельку, пусть миг единый, и толку от меня там было немного, но это мое… наше. Вот к чему, оказывается, я долгими годами готовился, вот к чему шел… Э-э-хх, моих ребят бы туда! Рвали бы гадов в куски!
Он снова закрыл глаза и замолчал. Только уже не улыбался. Его лицо закаменело, стало страшным… Молчали и мы. Каждый переживал свое.
– Ну, все! Встали. Каптенармус, бери мешки, пора.