Коррекция

— Тогда точно приду. Жаль, не смогу сыграть Санта-Клауса: совершенно нечего подарить.

— Не беспокойтесь, Зак, — сказал Ник. — В этой стране каждый ребенок получит подарок, а мы вам будем рады и так. И вообще, ни к чему ждать Нового Года, чтобы познакомиться с нашими семьями. Сейчас все в квартире Мартина, поэтому запирайте дверь и идемте с нами. Человеку плохо одному не только в праздник.

Глава 30

Альфред Педерсен, сколько себя помнил, не любил русских. Эта нелюбовь досталась ему в наследство от отца. Поэтому когда старший сын Ингер заявил, что забирает жену и дочь и будет пробираться в СССР, глава семейства впал в ярость.

— Можешь уезжать, куда хочешь! — заявил он сыну, только у нас не получишь даже хлебной корки!

Сын выслушал разбушевавшегося отца, плюнул на пол, а на следующий день уехал, не попрощавшись. Увидев, что продуктов в погребе стало заметно меньше, Альфред пошел разбираться к жене, у которой был второй ключ.

— Угомонись! — сказала Жордис опешившему мужу. — Ингер имеет право взять часть того, что он сам тебе принес! И если ты из-за своей бессмысленной злобы готов погубить нас всех, пусть хоть кто-то из семьи будет жить! И они с собой взяли совсем немного, остальным теперь больше останется.

— Небо уже светлеет, — буркнул он. — А скоро придет тепло! Меньше нужно верить столичным умникам. А мы на своих запасах и год продержимся.

Год они не продержались. Прошла неделя с отъезда Ингера, когда к ним заявился чиновник из Тондера.

— Добрый день, херр Педерсен! — поздоровался он, пройдя в дом мимо посторонившегося хозяина. — Есть решение правительства о переселении жителей из частных домов в государственные учреждения и на еще работающие предприятия. У вас ведь есть машина? Вот и хорошо! Только у нас в Тондере вас селить негде, поэтому нужно будет самим добираться в Силькеборг. Понятно, что захватите все продовольствие. Его нужно будет сдать в общественный фонд, потому что там вас будут кормить.

— С какой стати я буду уезжать из собственного дома? — уперся Альфред. — Да еще с кем-то делиться продовольствием! Не пошли бы вы, уважаемый Николас…

— Я пойду, — перебил его чиновник, уже привыкший к подобной реакции. — Только через месяц от всех частных домов отключат электричество. Давление газа в трубопроводе упало и три электростанции пришлось остановить. А скоро остановят еще две. Останутся только реакторы в Хернинге и Копенгагене, поэтому электроэнергию придется экономить. Не угостите чаем? Ладно, пойдет и кипяток. Уж больно холодно на улице, даже машина промерзла.

— Вы как хотите, а я забираю своих и еду вслед за Ингером! — заявил младший сын. — И сестру с собой заберу. Если уедем в Силькеборг, лишимся и машин, и продовольствия. Оттуда нас отпустят только с пустыми руками своим ходом! А оставаться здесь — это верная гибель.

— Возьми и меня, — сказала сыну Жордис. — Оставим отцу больше продовольствия, может быть, пару лет еще проживет. Все равно русские его, наверное, не возьмут.

— Это почему еще они меня не возьмут? — рассердился Альфред.

— Несколько дней назад слушала радио восточных немцев, — сказала жена. — Они передавали, что тем, кто не любит Союз, лучше туда не ехать, тесты они все равно не пройдут.

— Нет смысла оставлять отцу много продуктов, — возразил Борд. — Здесь он через месяц замерзнет, а в Силькеборге у него все равно все заберут. А нам продукты не помешают, мало ли как там повернется.

— Я еду с вами! — решил отец. — Даже если меня не примут, лишняя машина в дороге не помешает. Если с вашей что-то случится, доедете на моей, да и продовольствие больше сможем забрать. Сегодня нужно все собрать в дорогу, а завтра с утра выедем. И зарядите все накопители для одежды.

Утром перенесли в багажники обеих машин многочисленные сумки и саквояжи, надели на себя самую теплую одежду, и все взрослые вооружились пистолетами из арсенала Альфреда. Он сам, помимо браунинга, взял с собой карабин. Прошло одиннадцать месяцев с начала катастрофы, и солнце светило уже в два раза ярче, поднимаясь из-за горизонта мутным желтым пятном. Было неплохо видно, поэтому фары не включали. Бросив последний взгляд на оставленный дом, Альфред выехал на расчищенную от снега дорогу и погнал машину по направлению к Тинглеву. Жордис ехала с ним, а в машине Борда сидели его жена Леона с маленьким Марком и сестра Анека.