Коррекция

— После того как наша помощь Бразилии обернулась войной, я уже хочу осторожнее. Помогать с реакторами поздно, они их просто не успеют построить. Хотя мы могли бы это сделать и сами. За пару рейсов «Ковчеги» перебросят все, что нужно для сборки реактора, а эту работу мы сейчас делаем за два–три месяца. Только ведь энергия это еще не хлеб и мясо, нужно много всего сделать, а времени у них мало. Я не хочу, чтобы мы за кого‑то вкалывали. Кроме того, потеряно время, и аргентинцы успели проесть большую часть продовольствия, теперь их грибы с хлореллой не спасут, а для той же курятины нужно еще развернуть производство БВК и делать корма. Спасать взрослых я не хочу. Здесь за нас отбор беженцев ведут голод, холод и грабители, а мы сами отсеиваем очень немногих. А как делать выбор там? Опять брать детей? Не сильно хочется, но можно. Только желательно, чтобы они вышли на нас сами, а они не выходят. Получается, что мы будем навязывать свою помощь. Когда я с предложением насчет спасения детей еще до их войны обратился к президенту Боливии, тот сразу же стал нас в чем‑то подозревать, а потом начал торговаться. А сейчас мы вообще себе плохо представляем, что там творится. Резервов у нас для них примерно на десять миллионов. Вроде и много, но на самом деле это ерунда, даже для численности уцелевших. Поэтому я сам к ним соваться не хочу. Ведь никто не ставил перед нами задачи спасти как можно больше людей. Вспомни вашу Россию. Ее руководство ни к чему заранее не готовилось, но смогло так организовать и направить людей, что спасло почти все свое население, да еще и кучу эмигрантов в придачу. Думаешь, другие так не смогли бы? Каждая страна, имевшая в резерве трехлетний запас продовольствия и развитую экономику, смогла бы сама без посторонней помощи сохранить свое население. А что мы видим? Ни организации, ни порядка, ни желания засучить рукава и вкалывать ради будущей жизни. Проедают продовольствие, пытаясь продлить жизнь и все! А самые хитрожопые еще стараются отнять его у соседей. Сильно размешивать такими наш народ я не хочу. Если иммигрантов будет мало, мы их научим жить по–нашему, а если их будет много, да еще наберем дерьма, то учить будут уже они. Так у вас и получилось.

— Через три недели исполнится год со дня взрыва. Надо бы на это как‑то отреагировать.

— Уже рассматривали на правительстве. Решили, что вывесим траурные флаги, я выступлю с речью и объявим минуту молчания.

— Надо бы пообещать, что построим монумент памяти погибшим, — предложила Лида. — Для этого можно даже слетать в Штаты и привезти несколько тел. Любой американец будет считать делом чести почтить память похороненных. Ведь это могут быть и его близкие.

— Молодец, — одобрил Алексей. — Так и сделаем, только позже. Сейчас просто не успеем. Слушай, возьмешь все в свои руки? Заодно напишешь речь для выступления, она у тебя будет получше, чем у моих референтов.

— Инициатива наказуема исполнением? Ладно, попробую. Только тогда пусть меня кто‑нибудь подменит. Алексей, ответишь правдиво на вопрос?

— Я тебе и так стараюсь не врать. А что за вопрос?

— Ты для чего три дня назад ездил в «Ковчег Алекса»? Только не ври! Я совершенно случайно узнала об этом в Секретариате, нашла в базе номер комма Ольховского и позвонила. Так он начал юлить, а когда я нажала, отослал к тебе. Колись! К тиграм лез?

— Так уж сразу и к тиграм. Там, помимо них, есть с полсотни рысей. Я взял метатель с парализующими иглами и выбрал парочку, которая развалилась у ограды отдельно от остальной клыкастой компании.

— И какая была реакция?

— Знаешь, абсолютно никакой. Я ходил вокруг них, пытался разговаривать, потом набрался нахальства и похлопал одну по заднице. Посмотрела с укоризной и опять прикрыла глаза. Больше я ничего пробовать не стал. Птицы, кстати, реагируют, как и на всех остальных. Орут, клюются или прячутся. Никакого уважения к божественности. Вячеслав Андреевич отключил регистраторы и снимал камерой, потом покажу. Не бойся, больше я экспериментировать не стану. Все равно непонятно, с чем это связано и почему такая разница в поведении. Да, зашел к шимпанзе. У них там сейчас еще один малыш. Я попробовал его погладить.

— Разрешила мамаша? — с любопытством спросила Лида.

— Я это не ты, — засмеялся Алексей. — Она похлопала себя по башке, а потом демонстративно показала мне задницу. Это наш директор тоже заснял.

— А ты не понял? Это она тебе выказала неодобрение потому что приехал без меня. В следующий раз, если он будет, попробуй только уехать один. Мы тогда из‑за этого малолетнего хулигана с хоботом почти ничего не посмотрели.

— Доложите Совету министров результаты разведки и работы аналитиков, — сказал Алексей невысокому плотному полковнику, который последнюю неделю руководил специально созданной группой, занимающейся Юго–Восточной Азией.