Корреспонденции из Сибири

Расставшись с казаками 2-го конного полка, я должен был быстро нестись на пароходе вниз по Амуру, делая по 20–25 верст в час и заезжая в станицы только для того, чтобы грузить дрова. Как в панораме мелькали передо мною станицы. Проплыли мы живописный Хинган и неслись мимо постоянно переселяющихся станиц Амурского пешего батальона, из которых большая часть вот уже третье место меняют и все жалуются, что их топит, если не самые станицы, то непременно уж пашни; наконец, приходится-таки прибегнуть к тому, с чего можно было начать, — откочевать к горам. Но и там, как говорят, едва ли найдутся удобные места: в горах лес, а на лугах топит. Для меня повторялось прошлогоднее обозрение; мало нового бросалось в глаза: та же живописная, немножко грязная даже в малые дожди Хабаровка с ее пнями; в ней та же фактория амурской компании, которая скоро, по-видимому, прекратит все свои неудачно ведущиеся дела: по крайней мере, присутствие только остатка товаров в благовещенском магазине заставляет так думать и верить слухам о скорой ликвидации. В это же время под боком у амурской компании, ведущей свои дела en grand, шесть купеческих домов, имеющих дела в Хабаровке, по-видимому, ведут свою торговлю скромно, соразмерно потребности и далеко не без успеха. За Хабаровкой те же неудачные поселения крестьян, те же бедствующие деревни, — только заходя в те из них, где я прежде не был, я мог убедиться, что и в них так же плохо, как и в тех, о которых я писал в прошлом году. А тут еще исправники слишком усердно предлагают крестьянам, чтобы они брали на себя вывоз леса для Николаевска. Условия доставки бесспорно выгодны, но крестьяне, зная их из уст исправника, имеют об них очень смутное понятие[87].

В нынешнем году на разработанных клочках виден очень хороший хлеб, и если не пойдут дожди вроде прошлогодних, то сбор будет порядочный, впрочем, конечно, не достаточный для того, чтобы прожить без пособия от казны. Был я и в знаменитом Горюне (Горинь, Тамбовское селение), куда не попадал в прошлом году. По улице в дождь пройти нельзя — болото. Одним словом, крестьяне вынуждены были у себя на улице шоссе насыпать и прорыть канаву для стока воды, обложив ее досками. Шоссе в деревне! А иначе пройти нельзя было из дома в дом. Невдалеке и пашни (обрабатываемые кайлом) и сенокосы, которые ежегодно топит, а нынешнею зимой, говорят, приходилось кормить скотину сеном в продолжение 8-ми месяцев, сено же, как вам известно, надо было собирать в густых лесах. Хлеба все-таки нет, а уж и 3-й год прошел, и срок кончился, по который обещано было кормить крестьян казенным хлебом. Что же впереди? Одна надежда, проедет генерал-губернатор, авось позволит переселиться куда-нибудь. А между тем, если б эти крестьяне были поселены на хороших местах, сколько бы повалило их же соседей — из Вятской и Пермской губерний? С какими подробностями земляки в своих письмах, прося не выписывать поклонов, просят написать, каково они живут и каковы места, и каковы заработки, — и всё, всё, до мельчайших подробностей? — «Да вы что им написали в ответ?» — «Сам знаешь, жил ты у нас прошедший год, видел, слышал, каково оно житье, то и напишешь». А что я слышал и видел в прошедшем году, то буквально передано в моих прошлогодних письмах.

В настоящее время часть крестьян из всех деревень переселяются на гавань Ольгу, на Восточный Океан. Находятся добровольные переселенцы, даже не зная места, в уверенности, что «хуже здешнего не будет». А там пройдет несколько времени, найдется более удобное место, из Ольги туда, пожалуй, переселят[88], — труда не составляет. Но много ли найдут крестьяне в Ольге, отрезанные от всего остального мира, — вот вопрос; где и на какие деньги будут доставать одежду? Конечно, не от продажи съестных припасов на военные суда, которые раз или два в год заходят в эти места.