Коррида на Елисейских Полях

С первого взгляда показалось, что проникнуть туда просто, как зайти на мельницу, но это было не совсем так. Слов нет, широкие ворота были распахнуты настежь, но трудности начинались сразу после того, как вы поставили тачку на участке просторного внутреннего двора, предназначенного для этой цели. Вам надо было пройти мимо не очень приветливого цербера, дремавшего с сигаретой во рту под надписью "Не курить". Цербер глянул на мою трубку, но ничего не сказал. Я осведомился о месье Ломье, и опять он не произнес ни слова, ограничившись тем, что передвинул по столу, который время от времени служил ему подушкой, блокнот с отрывными листами. Очевидно, это был горячий поклонник немого кино. Я вывел в соответствующем месте свои имя и фамилию, а в графе "Цель визита" написал: "По поводу телефонного звонка". В течение этого времени сторож нажал на кнопку, прибежал разбитной мальчуган, взял мой автограф и тут же исчез внутри строения, обозначенного как "Студия Д". Немного погодя, мальчуган вернулся в сопровождении другого представителя двуногих, почти его сверстника. По подчеркнуто разболтанному виду с расстояния одного лье можно было определить, что это ассистент режиссера:

– Месье Ломье просит вас его извинить, он сейчас на съемочной площадке, но ему осталось недолго. Он велел мне проводить вас в бар, если вы хотите подождать.

Я пошел за ним по довольно темному и очень прохладному коридору, где слонялись, волоча ноги, незанятые статисты. Мой провожатый открыл дверь вышеупомянутого бара и пригласил меня войти. Если не считать троих механиков, играющих в кости на конце стойки, бар был пуст. Несколько помятая барменша слушала урчание радиоприемника.

– Что вам угодно выпить, месье? – осведомился ассистент.

– Виски.

– Мне тоже, Мели. Запишите в счет месье Ломье.

Барменша без лишних комментариев приготовила напитки. Мой спутник пил, разглядывая меня с нескрываемым любопытством. В конце стойки игроки шумно собрали кости. Выигравший громко выразил свою радость.

– Смоемся или как? – предложил один из проигравших.

– А вдруг мы понадобимся на площадке... (выразивший это сомнение покосился на ассистента) ... Что вы об этом думаете, Чарли?

– Можете идти, – разрешил Чарли. – Месье Ломье не спешит.

– Вполне тебе верю, – усмехнулся третий механик, – ну и работа! Ни дать, ни взять – замедленная съемка.

– Не будем жаловаться, – заметил его коллега, – ведь платят нам по дням, так что чем больше это тянется...

– А может, он экономит пленку.

– Вполне возможно. Один раз пришлось простаивать, поскольку запас кончился.

– Это случилось не у месье Ломье, – заметил ассистент, нахмурившись. – И сейчас это не грозит. На днях привезли партию девственной.

Механики прыснули со смеху.

– Здесь появилась девственница? Вот это да!

– Такое? Ну, это точно в первый раз!

И пошло-поехало. Чарли пожал плечами. Барменша последовала его примеру и, более того, воздела очи горе, что на короткое время придало ей вид девственницы, правда, несколько траченной молью. Она сохранила эту высокофотогеничную позу до прибытия группы статистов. Механики принялись за новую партию. Несколько статистов последовали их примеру, другие ограничились выпивкой. Один отклеил фальшивые усы, которые ему мешали, и с удовлетворением поделился своим мнением, что вроде бы сегодня уже больше ни хрена делать не придется. Прошло еще немного времени, и за спиной барменши зазвонил телефон, перекрывая гомон. Барменша сняла трубку, выслушала, положила трубку и обратилась к Чарли:

– Это месье Ломье. По поводу месье, который хочет видеть месье Ломье.

– Пойдемте, пожалуйста, – пригласил меня ассистент.

Мы пересекли двор, где группа других статистов галдела вокруг только что припаркованной огромной тачки, и Чарли увлек меня в целый лабиринт коридоров, кишащих людьми, неизвестно чем занятых, но очень возбужденных – хорошо знакомая мне киношная атмосфера. Следуя по пятам за моим киноподмастерьем, я пересек две съемочные площадки, погруженные в пыльную тоскливую темноту, со змеящимися кабелями на полу в ожидании, что кто-нибудь о них споткнется, поднялся по лестнице и добрался до кабинета продюсера-режиссера. Чарли постучал в дверь, открыл ее, доложил обо мне и ушел. Человек, который теперь взял меня на свое попечение, оказался выше меня на целую голову. Это был верзила Жан, который, судя по его поведению позавчера в "Камера-клубе", явно пользовался у Ломье авторитетом. На пятьдесят процентов – холуй, на остальные пятьдесят – что-то другое. Холуй по взгляду, улыбке, хотя адресованная мне, она казалась даже искренней. Что-то другое – может быть, секретарь? По своей одежде хорошего покроя, которую он носил непринужденно. И в то же время, будучи киношником, он производил впечатление человека, все время выставляющего себя напоказ.

Кабинет был уютным, с глубокими креслами, мягким диваном и прилегающей ванной комнатой. На столе, в центре комнаты, валялась груда газет, пачка сценариев и стопка коробок с кинопленками. Струя воздуха от вентилятора шевелила сигарный пепел на дне хрустального бокала.