Коррида на раздевание

– Почему мальчик с эпилепсией очутился в месте, где лечат сердце? – перебил эксперта Костин. – Фил, можешь проверить по документам, как долго он там находился?

– Это за пять минут не сделаешь, – заметил Марк.

– Три года, – быстро ответил компьютерщик.

– Ты экстрасенс? – изумился эксперт. – Поцеловал монитор и получил информацию?

Филипп улыбнулся.

– Хвалите меня чаще и больше. Я падок на лесть.

– Я тоже, – кивнул Марк, – всем сладкое по вкусу.

– Лампа с вами в компании, – добавила я.

– Хорошо, когда тебя считают всемогущим, – продолжал Филипп, – но я просто раньше изучал биографию Афанасия и помню, что аттестат ему выдавали в лесной школе. Он там три года провел с диагнозом ревмокардит.

– Долго, однако, – отметил Марк.

Филипп поелозил мышкой по коврику.

– Они и сейчас берут ребят с таким недугом. Но максимальное пребывание шесть месяцев.

– Наверное, нынче медикаменты мощнее, – предположила я, – Афанасия лечили раньше.

– Не в семнадцатом же веке, – возразил Марк, – ревмокардит неприятная болезнь, лечится он антибиотиками, нестероидными препаратами. Очень часто лекарства принимают в течение десяти лет после того, как вы вылечились и не заполучили порока сердца. Но несколько лет в лесной школе детей с таким диагнозом не держат. Пару месяцев максимум. Три года – это очень странно. Наверное, дело обстояло так: жил он дома, а дистанционно обучался в лесной школе. Там учителя на детей не наседают, жаль им больных. Родители решили подростку жизнь облегчить. До того, как захворать, он на тройках ехал.

– Мы с вами не заметили одну деталь, которая вызывает наибольшее недоумение, – остановил дебаты Макс.

Все уставились на Вульфа, а тот повернулся к эксперту.

– Марк, при ревмокардите можно заниматься спортом?

– Конечно, нет, – тут же ответил эксперт, – первое время вообще положен строгий постельный режим. Потом необходима лечебная физкультура. Разницу между спортом и физрой все понимают? И потом много лет всякие активные виды спорта запрещены. Вот ходьба приветствуется, но без рвения. Прогулочным шагом.

– Понял! – обрадовался Филипп. – Афанасий имел звание мастера спорта, занимался гимнастикой. И вуз он выбрал спортивный.

– Отец-врач хотел убить мальчика? – предположил Марк. – Был у меня такой случай. Там мать из девочки балерину делала наперекор диагнозу. М-да.

– Афанасий прекрасно себя чувствовал, – заметил Фил, – побеждал на соревнованиях в студенческую пору.

– Нашли нестыковочку, – обрадовался Костин.

– Она может объясняться просто, – охладила я пыл Вовки. – Сергей Леонидович сообразил: сын не особенно умен, не старателен. С тройками в аттестате ему в вуз не попасть. А в армию мальчика не хочется отдавать. Вот он и нашел выход из положения. Лесная школа. Ничем Афанасий не болел.

– Ну-ка, проверь в его медсправке, которую абитуриенты в вуз приносят, есть слово «ревмокардит»? – попросил Костин.

– Не утруждайся, Фил, – посоветовал Марк, – с таким диагнозом юношу на пушечный выстрел к институту, где спортсменов учат, не подпустят.

– По документам парень, который принес заявление в вуз, здоров, как молодой бык! – объявил Фил.

У Макса зазвонил телефон, муж взял трубку и вышел в коридор.

Костин пошел к шкафу, где хранится печенье.

– Одно из двух: или папаша на самом деле жаждал ребенка жены в гроб положить, или история с болезнью полная лажа.

– Ну и как это связано с отравлением Афанасия? – спросила я. – Кто, где и как мог его заразить вирусом? И виновата ли болезнь Каравани в его смерти?

Вульф вернулся в комнату.

– Это звонил Кирпичников. Готовы анализы Антонины. У нее в крови не пойми что! «Чертовщина», – так отец выразился. По небольшому количеству параметров есть совпадение с результатами Афанасия. В остальном безумный коктейль, но иной, чем у старшего брата.

– Похоже, дело не в одном Афанасии, – подвел черту Костин, – хотят убрать всю семью медиков.

– Сергей Леонидович обратился в полицию? – спросила я.

– Нет, – отрезал Макс.

– Почему? – удивился Костин.

Вульф сел в кресло.

– Мне он сказал: «Ищите скорей. Если я вызову полицейских, те вмиг газетам сообщат, к моему дому примчится пресса. Поднимется шум. Пациенты разбегутся. Сейчас есть большой выбор, где лечиться. Я хороший врач, у меня прекрасная клиника. Но я существую в режиме жесткой конкуренции. Понимаете, что начнется? Журналистов хлебом не корми, подавай им страшные истории. Прямо вижу заголовок „Проклятие семьи Кирпичниковых“. Навыдумывают, нагромоздят фантазии на ложь. Возможно, Тоне просто стало плохо».

– Симптомы были не как у Афанасия? – уточнила я. – На эпилепсию не походило?

Макс нахмурился.

– Я попросил Сергея подробно описать, что предшествовало ее болезни. Записал его рассказ. Вот.

Муж положил на стол телефон, я услышала голос Кирпичникова:

«Чушь дочь не несла, выглядела обычно, только ела много. Выпила кофе. Потом сказала: „Что-то спать хочется“. Я отреагировал мгновенно.

– Тебе лучше не ложиться, пройдись быстрым шагом по лесу километра три. Мы же договорились: ты активно сбрасываешь вес. И не надо так много жрать. Слопала четыре полные тарелки!

Антонина стала отбиваться.