Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека»

«Закупочные цены на хлопок-сырец, несмотря на неоднократные предложения республики пересмотреть их, привести в соответствие с трудоемкостью культуры, оставались крайне низкими. Скажем только, что на производство одной тонны хлопка-сырца затрачивалось 340 человеко-часов, в то время как по зерну этот показатель равнялся всего 12 человеко-часов. Однако реализационные цены различались лишь в пять раз. К тому же, при таком соотношении трудоемкости и цен создавалось впечатление о низкой производительности труда в хлопкосеющих республиках. А ведь зерно можно сеять весной и осенью, полностью убирать комбайнами. Над каждым же кустом хлопчатника надо работать круглосуточно, почти полгода. Надо хлопчатник полить 6–8 раз, разрыхлять почву после каждого полива, осенью и зимой промывать почву, применяя при этом массу ручного труда.

Закупочная цена на узбекский хлопок в последние годы в среднем в пять раз (в зависимости от сорта) была ниже мировых цен, если считать по официально опубликованному коммерческому курсу валют: разница так велика, словно речь идет не о соседних странах, а о разных исторических эпохах, о другой цивилизации. Правда, 1,5–2 миллиарда рублей ежегодно возвращалось в Узбекистан из союзного бюджета, но в виде дотаций, оскорбительных для народа. Цена хлопка занижалась сознательно, в самой структуре цены на хлопок (как и на другие сельхозпродукты) не было ни полной стоимости рабочей силы, ни полной стоимости потребленных природных ресурсов. То есть, изначально закладывались и бедность дехканина, и экологические беды.

Особенно сильно проявились недостатки союзной политики в социальной сфере. Отклонения и просчеты в инвестиционной политике приводили к тому, что капитальные средства выделялись в основном на производственные цели, а на социальные в последнюю очередь (это потом назовут «остаточным принципом»). Недоучитывались региональные особенности. Это и высокие темпы прироста населения (втрое выше союзного уровня), и жаркий климат, и многое другое. Реальное положение среднеазиатских республик, их демографические особенности Центром недоучитывались, что приводило к уравниловке. При выделении капитальных вложений уравнивалось положение республики и не учитывалось, какое будет население через три года, через пять лет. В результате в Узбекистане социальная инфраструктура села резко отставала от города.

К примеру, за 1960–1970 годы в целом по СССР количество детей в возрасте от 1 до 7 лет уменьшилось на 7,4 %, а в Узбекистане возросло в 1,5 раза. Однако темпы строительства детских дошкольных учреждений как по Узбекистану, так и по СССР были одинаковыми. В результате потребность в детских учреждениях в Узбекистане была удовлетворена в 1970 году лишь на 14 процентов. Характерным было значительное отставание жилищного строительства при сооружении новых объектов народного хозяйства…».

Можно предположить, что низкие закупочные цены на хлопок сохранялись Центром не случайно. Это могло быть вызвано тем, что Центр таким образом заставлял руководство хлопкосеющих республик, озабоченных погоней за необходимыми им денежными поступлениями, не сбавлять темпы урожайности хлопка.

Между тем, помимо «белого золота», еще одной твердой валютой для Узбекистана, способствующей укреплению его позиций в структуре Союза, являлось чистое золото. Именно при Рашидове республика в течение короткого времени создала новую для себя индустрию и буквально ворвалась в десятку золотодобывающих стран мира, построив около десятка рудников, в том числе крупнейшее в мире золотодобывающее предприятие Мурунтау с выпуском золота самой высокой пробы.

Еще в самом начале своего правления, в начале 1960-х, Рашидов нацелил республиканских геологов на поиски новых месторождений золота в Узбекистане. При этом в Москве (да и в других регионах, особенно в конкурирующих с Узбекистаном) весьма ревностно следили за этими телодвижениями Рашидова. С одной стороны, Москве было выгодно получить новые «золотые жилы», с другой – там понимали, что это золото может подогреть амбиции узбекского лидера и позволит ему проводить более независимую политику. Вот почему, когда узбекские геологи рапортовали о новых и новых находках золота в республике (в том числе и самого крупного в СССР), в Москве относились к этому скептически, а то и раздраженно. И игнорировать эту реакцию было нельзя, поскольку без согласия Центра развивать эту индустрию (как и любую другую) узбекские власти попросту не могли. О том, как протекала «золотая эпопея» Рашидова, рассказывает очевидец – А. Кахаров: