Коррупция

Патрон положил трубку и заторопился к камину.

Вскоре от кроликов остались лишь косточки, перед Патроном их лежало много больше, чем перед Эфенди.

– А сыщик молодец, я в нем не ошибся, – сказал Патрон, вытираясь махровым полотенцем. – Всех мальчишей-кибальчишей он подмел подчистую, а моего верного Санчо Пансу напугал до смерти.

– А как с ним? – спросил Эфенди.

– Мы же договорились, – Патрон взглянул удивленно. – Или я плохо заплатил?

Эфенди получил свою долю в наркотике и претензий по оплате не имел, однако с ликвидацией Гурова возникли сложности: у убийцы в данный момент не было пистолета, а ножом он пользоваться не любил.

– Ты уходишь в Турцию? – Патрон выпил вина. – Граница там дырявая, сложностей не возникнет. – Он огладил бороду, помолчал. – Если только кто стукнет. Но ведь, кроме нас двоих, и нет никого.

Уже давно никто не смел угрожать Эфенди, и он не выдержал. Нарушая собственную заповедь – отвечать на угрозу лишь выстрелом и никогда словами, – он сказал:

– Ты умный, но убить тебя значительно легче, чем сыщика.

– Я умный, – согласился Патрон. – Если ты решишь выполнить более легкую работу, потом лучше быстрее удавись, чтобы не мучиться.

Он сунул руку под подушку, вытянул шелковый шнур и бросил на колени Эфенди.

– Сними люстру, там крюк крепкий.

Эфенди убедили не слова, а то, что шнур был приготовлен заранее. «Обо всем он подумал, с ним надо жить и рассчитаться в мире».

– Я пошутил, Патрон. – Эфенди бросил шнур на лавку.

– Я тоже пошутил, Эфенди, ты настоящий мужчина и профессионал. Сыщик выполнил свое, пусть уходит. А ты обоснуйся в цивилизованной стране, через два-три года о тебе напрочь забудут. Ты прилетишь официально, с паспортом и валютой в кармане, мы встретимся и решим, как нам жить дальше.

Патрон пил, но не пьянел, искренне пребывал в хорошем настроении: наступил его звездный час, который он собирался растянуть на долгие годы. Эфенди же умел молчать и слушать.

– Я не знаю точно, как там, – Патрон махнул огромной ручищей в сторону окна, – но у нас в настоящей цене лишь такие, как мы с тобой, то есть люди, обладающие реальной властью. Эти, – он ткнул пальцем в потолок, – тщеславные и болтливые, и, как всякую крышу, их можно поменять. Эти, – Патрон топнул слоновьей ногой по полу, – нищи и бесправны! Я! – Он ударил себя в грудь. – Фундамент! Вместо меня можно выкопать только яму. Чтобы так глубоко копать, нет ни смелости, ни силы, ни веры, ни денег. Ничего нет! И я бессмертен! Через несколько месяцев заработает рынок, наши деревянные рубли превратятся в пыль, народ…

Патрон презрительно скривился, оставил вино, налил коньяку, произнес, раздельно выговаривая слова:

– Трудящиеся начнут голодать, деловая мелочь, ломая зубки, отрывать кусочки… Правители, сытно кушая, будут продолжать свои игры, сменять друг дружку, принимать самые последние и самые важные постановления, шнырять по заграницам. Наступают веселые денечки… Все было, было…

Патрон встал, качнулся, направился в спальню.

– Ты располагайся, Эфенди… Надо бы немного похудеть. Ты как полагаешь?

Эфенди не ответил, а Патрон разделся, взбил подушку и быстро заснул.

– Звонили из прокуратуры, – сказал полковник Орлов. – Твой Веселов начал давать показания. А подполковника Гурова приглашают завтра к четырнадцати.

– А мой Волин улетел в Вену, – в тон полковнику ответил Гуров.

Друзья сидели в кабинете Орлова. Недавно они «парились» на ковре у Турилина и сейчас, изрядно надоев друг другу, переговаривались лениво и не знали, как расстаться без злобы.

Совещание у генерала продолжалось четыре часа, в нем принимали участие представители прокуратуры, и без взаимных упреков и претензий не обошлось.

И сейчас приятели вновь повторяли недавно выслушанные вопросы и претензии.

– А твоего Лебедева зарезали в камере хранения Ленинградского вокзала.

– Заткнись, – сказал Гуров. – Я обещал ему безопасность и слова не сдержал. А ты не бей по больному. Лучше скажи, куда подевалась тонна денег, которую свезли из всех отделений Корпорации?

История исчезновения несметных миллионов была разгадана. Все гениально просто. Гонцы доставляли Лебедеву деньги и уходили. Он тут же упаковывал их в бумажный мешок и выбрасывал в мусоропровод, где их подбирали и отсылали по назначению.

В квартире не было черного хода, окна выходили лишь на улицу, наблюдение вели только за подъездом.

– Может, все-таки уйдешь? – тоскливо спросил Орлов. – Ну не могу я тебя сейчас видеть. Все, мое терпение кончилось.

Гуров тихонько засвистел, пошел к дверям, взялся за ручку и, не оборачиваясь, спросил:

– А завтра?

– Что – завтра? – Орлов начал шарить по столу, отыскивая, чем бы запустить в Гурова…

– А завтра у тебя терпение появится? Прекрасно, тогда я тебе сообщу, кто руководитель Корпорации.

Гуров вышел, Орлов собрался броситься следом, но, подумав, что запросто можно налететь на розыгрыш, остался в кресле.

Опальный подполковник заглянул в свой кабинет. Не присаживаясь, записал данные Рогового, запер листочек в сейф и вышел на улицу.