Корсар

- Береговое братство! Слушайте все меня. Нас здесь всего сотня, а врагов, может быть, тысяча. У нас двадцать восемнадцатифунтовых пушек, у них пятьдесят или шестьдесят двадцатичетырехфунтовых или тридцатишестифунтовых. Под ударами их ядер наши тонкие борта полопаются как каштаны в огне, а наши ядра не повредят даже их обшивки, мощной, как стена. Так вот. Благоразумно и осторожно было бы отступить с дать этому кораблю идти своей дорогой... хотя бы он был весь набит золотом, от кильсона до бимсов онер-дека. Это один из галионов Новой Испании, по счастью, отставший от своей эскадры. Я говорю, по счастью, так как, очевидно, это святое провидение послало его на благо храбрецам, которые нападут на этот корабль, и на позор трусам, подобным нам, если мы дадим ему удрать. Я все сказал. А вы что скажете?

Ошеломленные матросы хранили молчание, бросая косые взгляды на своего капитана. Но двое из них, успевшие рассмотреть испанский галион, с возмущением обернулись к товарищам и закричали так же громко, как кричал Тома:

- Трусы и изменники те, кто боится напасть на корабль, полный золота!

И мгновенно тот же крик повторился на всем фрегате, и вся команда бросилась на палубу:

- К бою, к бою!

Тома, красный от восторга, выпустил из рук матросов, которых он держал.

- Итак, - спросил он, - вы все, сколько вас ни есть, хотите драться?

Они завопили все разом:

- Хотим!

- Ладно! - сказал Тома. - Луи Геноле, пойди сюда!

И когда помощник подошел, объявил:

- Ты мне свидетель и все вы мне свидетели вместе с ним, что я клянусь Равелинским Христом, Богоматерью Больших Ворот, святым Мало, святым Винсентом и святым Фомой убить собственной рукою всякого, кто отступит в этом бою!

Многие перекрестились, так же, как это недавно сделал Луи Геноле. Эта клятва их пугала. Никогда Тома Трюбле не решался произносить такую ужасную клятву. Он не призывал без причины святых Мало и Винсента, заступников малуанского города, и никогда попусту не клялся Равелинским Христом, который лучше даже Богородицы Больших Ворот охраняет моряков на море, но и строже карает их за клятвопреступление.

Тома, между тем, подняв правую руку, плюнул на палубу для большего подтверждения своих ужасных слов. После чего скомандовал:

- Под ветер руля! Вытянуть шкоты! Браги и булины прихватить! Отдать, вытянуть и поднять верхние паруса! Если мы упустим этого язычника, не пить мне больше вина!

VII

Галион шел правым галсом, стараясь держаться ближе к берегу. Очевидно, он намеревался, обойдя мыс Тюбирон, уклониться еще больше к северу и подняться, с попутным ветром, к берегу острова Куба, быть может, к ближайшему от Сан-Доминго порту - Сантьяго. Довольно свежий и устоявшийся бриз с норд-оста позволял сохранять тот же галс при наполненных парусах. Но пока что стесняемый берегом галион был несколько связан в своем маневре. Иначе "Горностай", бывший у него под ветром, едва ли мог бы сблизиться с ним.

Тома Трюбле, лавируя так, чтобы поскорее перерезать путь врагу, прежде всего принялся за тщательный осмотр всего фрегата. И, подготовив все, что нужно для сражения, он позаботился о том, чтобы протянуть длинную парусину над батарейными портами от кормы и до самого носа. Весьма остроумная военная хитрость, так как "Горностай" с замаскированными таким образом орудиями ничем не отличался теперь от купеческого судна, разве только своими парусами, высокими и новыми парусами корсарских судов, привыкших полагаться во всех случаях прежде всего на свою скорость - как для бегства, так и для погони. Но этого уже нельзя было скрыть. И Тома, молясь только Богу, чтобы испанец этого не заметил, постарался напротив развернуть сколько было можно всю эту белую и непомерно большую парусность и наполнить каждый ее вершок ветром, чтобы не потерять ни одного узла этой столь драгоценной скорости.