— Пускай бьют барабаны, чтобы леопарды обратились в бегство! — закричал четвертый.
— Ни за какие сокровища не стану я рыскать по лесу! — сказал еще один вангван.
— В нем могут скрываться и негры!
— Молчать! — крикнул Сагорро. — Я первый войду в лес. Трусость — плохое украшение для мужчины.
— О, Сагорро, так многие из нас погибли уже! — возразил ему один из вангванов. — Сосчитай-ка нас. Нас всего двадцать пять, а из пятисот пленных едва ли осталось и восемьдесят.
— Вчера в ночь убежали последние вакуссы, и надо быть осторожным! — говорил другой.
— Пусть храбрые идут вперед! — сказали остальные вангваны.
— О, трусы! — вскричал один, желавший, чтобы его причислили к храбрым. — Разве вы не знаете, что глупые негры нападают только на открытых местах? В лесу всего безопаснее. Да и как можно сражаться среди такого густого кустарника? Тогда вакуссам пришлось бы обратиться в обезьян, чтобы стрелять в нас с высоких деревьев! Но ведь это только шутка! Мы могли бы тогда застрелить их, как попугаев. Но лес уже близок. Бейте же в барабаны, чтобы испугать леопардов! — И он мало-помалу отстал, пропустив товарищей вперед.
Мрачный и неприветливый лес стоял черной стеной. Ветераны Сагорро пошли медленнее.
Понятно, что после многих битв, в которых принимали участие вангваны, остались в живых те, которые умели лучше других оставаться позади и отличались большей легкостью ног, так что смело могли бы быть рекомендованы как скороходы.
Раздался бой барабанов.
Сагорро бросил презрительный взгляд на своих солдат и по узкой тропинке вошел в лес. Что было делать вангванам? Оставаться навсегда в этих пустынных саваннах? Один за другим набирались они мужества и шли за своим вождем, и под звуки барабанного боя продвигались вперед жалкие остатки некогда грозной разбойничьей армии. Проходить через африканские леса — нелегкое дело, так как на каждом шагу встречаются препятствия. Вот ручей пересекает лес; он не широк, но кто знает его глубину? Не придется ли строить мост в этой лесной глуши?
Сагорро исследует дорогу. Ему неприятно в этом дремучем лесу: эти вечные зеленые сумерки, насыщенный влагой воздух, эта роса, падающая крупными каплями… все живо напоминает ему леса по берегам Конго, где он пережил так много вместе с Абедом, где они поклялись во взаимной дружбе; это напоминает те леса, где росли деревья, из коры которых Сагорро приготовил свою чудесную жидкость. И здесь, в этом мрачном лесу, тоже растут эти деревья, которые одни только и были виной всего его несчастья, так как погубили Абеда. Ему хотелось как можно скорей выбраться из этого леса, уйти от этой неприятной полутемноты, в которой ему было жутко.
— Строить мост? Вздор! Зачем терять время?
И Сагорро прыгает в воду. Высоко подняв оружие, плывет он на другой берег. На середине ручья вода только по грудь. Итак, вперед, вангваны, вперед, рабы, за вашим господином — он стоит уже на противоположном берегу. Один за другим входят воины в воду; вот половина их уже около Сагорро. Он торопит остальных, кричит:
— Вангваны…
И вдруг умолкает и хватается правой рукой за грудь, где чувствует боль: это вонзилась в тело стрела, и кровь обагрила его белую одежду.
Крики раздаются на обоих берегах ручья, и сыплется град стрел — сверху, справа, слева. Это вакуссы нападают на своего врага в лесу; они уже не так глупы, чтобы подставлять себя в открытом месте под пули вангванов.
Сагорро поднимает ружье, но глаза его тщетно ищут врага: только на секунду показывается здесь или там рука или голова и затем сейчас же скрывается. Враг остается в засаде. Сагорро стреляет наудачу, вангваны следуют его примеру. Двадцать шесть выстрелов гулко отдаются в лесу с такой силой, которая должна была бы испугать всех негров на земном шаре. Но вакуссы не обращаются в бегство. Сыплется новый дождь стрел, и, по-видимому, лучшие стрелки метят в Сагорро, потому что ему приходится вынимать стрелы из бедра, из плеч… Вангваны разбегаются, и сам Сагорро поворачивается спиной к своему врагу. Его отряд рассеялся. Он бежит с половиной воинов к деревням вакуссов, а остальные вангваны убегают назад в саванны. Но прежде, чем ему удается скрыться из виду неприятеля, четвертая стрела попадает ему в спину, и вместе с болью он чувствует на этот раз, что его сердце бьется так, точно готово выпрыгнуть из груди, а ноги отказываются служить. Он шатается, падает, и дыхание останавливается у него в груди. Потом он понимает, что вакуссы смочили свои стрелы ядом. И этот яд от тех же самых деревьев, на которые он не мог сегодня смотреть без содрогания. Яд действует быстрее, если он свежий и попал в кровь. Сагорро отлично знает это. Глаза его с отчаянием смотрят кругом. Но над ним наклоняется только дикое лицо вакусса, и начинается новый — и последний — припадок.
— Абед, Абед! — зовет он и падает без чувств, чтобы никогда более не просыпаться.
Толпа воинов, вооруженных луками и стрелами, окружила тело Сагорро.