Корсары Балтики

— Я приглашаю вас в свой замок, — решил Роже, немного подумав. — Есть у меня человек, который, хоть и урожден от литвинки да московита, весьма неплохо смыслит в торговом деле. Твои рабы вручат ему часть товара, каковую ты посчитаешь уместным пожертвовать Церкви. Через свои лавки он продаст это не дольше, чем дней за десять, а в казну пойдет уже звонкая монета.

«И уж конечно, — неприязненно подумал Лис Морей, — со всей операции будут удержаны определенные средства на „починку замка“ и какие-нибудь нелепые ливонские налоги… Вот отрыжка каракатицы! Но ничего не поделаешь…»

Он сокрушался, что не успел закончить погрузку корабля до того, как явился шустрый и дошлый рыцарь. Иначе не видать бы крестоносцу и его Церкви товаров, которые де Сото почитал своими собственными.

— Далеко ли твой замок, рыцарь? — спросил он.

— Совсем нет, — улыбнулся безмятежно Роже. — И слава святителям, выходит он к морю, имея причал и все прочее, что понадобится твоему кораблю, дабы пристать цивилизованным образом к Ливонской земле.

— Отрадно, — проворчал де Сото, чувствуя в словах ливонца какой-то подвох.

Он не ошибся. Рыцарь, все с той же елейной усмешкой, продолжал:

— Воды здесь тебе незнакомые, капитан, посещавший сам остров Родос, оплот крестоносцев Востока. У меня, по счастью, есть воин, который укажет твоей посудине правильный путь к причалу моего родового гнезда.

«А заодно, — подумал Лис с негодованием, — этот человек внимательно осмотрит и пересчитает товар, дабы Мария Германская и ее верные защитники не оказались внакладе».

— Ты великодушен, рыцарь, — сказал он. — Я как раз переживал о незнании здешних мелей.

— Отлично, тогда я двинусь к замку, — Роже тронул щегольские поводья своего коня, — пока Гуго проверит, нет ли среди убитых на косе известных врагов Христовых, чей пепел следует развеять по ветру, а Арнульф взойдет на корабль.

«Вся ясно, — де Сото выдавил подобие благодарной улыбки. — Оружие и одежды мертвецов также достанутся смиренным слугам крестоносного дела. Что ж, нужно привыкать к местным шакальим нравам…»

Глава 10. ИВАНГОРОДСКИЙ ЗАКРУТ

Ночное приключение, связанное с поимкой ведьмы истомило немолодого уже князя. После баньки и трапезы он размяк и сомлел. Ярослав взашей вытолкал всех прочь, накинул на расположившегося на лавке Басманова медвежью шкуру и вышел.

На некоторое время в домине установилась относительная тишина, пока вдруг не забухали тяжелые сапоги ратников и не послышались встревоженные голоса.

— Что стряслось? Пожар, или немец наступает? — вылетел Басманов к дружине, словно ошпаренный. Лицо от сна оплывшее, помятое, глаза красные, ровно у упыря…

— Ведьма кончилась, — понуро доложили ему.

— Как так?

— Зубами, даром что руки так и оставались скрученными, вырвала с ворота фибулу, да ухом упала на иголку.

Басманов рванулся в погреб. Там царила смерть. Из уха набежала лишь капля кровяная; посеребренная игла щегольской мужской застежки мгновенно достигла мозга. Физиономия загадочной старухи казалась спокойной и величественной, словно совершила она самый важный в своей жизни поступок.

— Это Фема, — опустил руки Басманов. — Никогда они живьем в руки не давались.

— Не кручинься, княже, — подошел сзади Аника. — Не стала бы она говорить, даже и на дыбе. Порода такая.

— Тебе-то почем знать?

— От людей слыхивал, — уклончиво ответил Аника, — до судилища их тайного, Фемгерихта окаянного, никому до скончания времен не дотянуться. Принадлежат они к воинству Адову, что выведет призрачные рати на последнюю битву во дни Второго Пришествия.

— Рясу не носишь, а околесицу темную нести горазд, — проворчал Басманов. — Сожгите тело, но прежде осмотрите. И чтобы нос не воротили, со всем тщанием!

Вскоре позвали дружинники вновь Басманова в погреб.

Голая и страшная, лежала служительница Фемы на холодном полу — лицо и шея морщинистой старухи, молодое и крепкое тело ядреной девки. На левой лопатке темнела отметина с гербом тайного ордена.

— Все, — заключил Басманов. — Ошибки быть не может. Теперь жгите.

Он вернулся к своим невеселым думам.

Под вечер случилось князю услышать разговор тех, кто надзирал за сожжением тела. Болтали, дескать, ужасно корчились телеса в огне, словно грешник на сковородке. Очистительный пламень никак не мог одолеть, гудел, ярился, а когда победил — сказывали, метнулась от Ивангорода в сторону Ливонии темная птица, сотканная из дыма.

— Распустили языки, — прикрикнул на воинов князь, — ровно бабы базарные! Чтобы не слышал я больше баек этих!

Но по углам еще долго шептались о страшной кончине и сожжении старухи.

Покушения на князя не повторялись: Ярослав взялся круто за охрану, никому спуска не давал.

Тревожное творилось вокруг града Иоаннова. Но было ли то связано с присутствием опричника, или с предвоенной лихорадкой всего края, даже Аника не мог сказать наверняка. То найдут стрельцы в камышах за чертой города челн, на дне которого колчан да лук тугой, то снимут со стен веревку с узлами, по которой будто кто-то вон из города бежал, или внутрь проникал…