Корсары Балтики

Бой грудь в грудь, плечом к плечу, когда в ход идут удары не только оружием, но и щитами, локтями, коленями, даже шлемами и чуть ли не зубами. В таком бою викинги были традиционно сильны и наводили мистический ужас на столкнувшихся с их неистовством противников.

К своему ужасу, эмир понял слишком поздно, что кавалерия безнадежно завязла и лишилась в ближнем бою своего главного преимущества — маневренности.

В толпе берберийцев нашелся агрессивный и сообразительный воин. Спрыгнув с коня, он собрал вокруг себя группу спешенных бойцов и ринулся на викингов. Послышалась короткая команда на норвежском, два щита распахнулись, словно ромейская калитка на петлях, и восточные храбрецы с маху влетели внутрь строя, прямо под топоры второго ряда. Щиты слитно захлопнулись, затягивая брешь в «скьяльборге». Морской дракон пополз дальше.

Вожди викингов, внимательно следящие за ходом сечи, точно определили момент, когда отряды эмира превратились из управляемых воинских соединений в аморфную толпу людей, дерущихся каждый сам за себя.

— В навал! — прозвучала северная команда. Копья, что могли завязнуть в конских тушах, полетели на землю, первая шеренга пригнулась, упирая щиты в плечи и шлемы, и рванулась вперед, стараясь уже не убивать врагов, а теснить их, не давая возможности отступить, перегруппироваться.

Со стороны холма это смотрелось так, словно приземистая крепостная стена вдруг побежала по полю, вытесняя конную массу все дальше и дальше от драк-каров.

— Один! — вопль многих сотен глоток пронесся над викингами, и «стена щитов» распалась, ибо в ней уже не было нужды. Орудуя засапожными ножами и короткими скрамасаксами, викинги принялись подныривать под конские животы, вскрывая восточным скакунам брюхо. Вооруженные топорами бойцы стаскивали с коней берберийцев и арабов. Немногие из воинов эмира, кто не потерял еще голову в этой кровавой каше, старались побыстрее отъехать от места сражения, убрать сабли и взяться за луки. Уловив это, вожди викингов вновь взревели:

— В навал!

Натиск не должен ослабевать, главное — не дать противнику опомниться, гнать и сметать его, пораженного непробиваемостью «скьяльборга».

Отступление берберийцев и арабов превратилось в паническое бегство. Оно увлекло за собой отряд, который эмир отвел от холма и бросил в сражение, стараясь задержать победное шествие морского дракона.

Те, кто вели пришельцев из северных морей, сами рванулись в сечу, размахивая мечами. Свой долг перед Одином, Отцом Дружин, они выполнили. Регулярное сражение оказалось выигранным, битва распалась на череду мелких стычек. Теперь ярлам следовало подтвердить не только свою славу лучших «водителей дружин», но и славу первых воинов.

Эмир с каким-то совсем не свойственным ему фатализмом смотрел, как два ярла, демонстрируя величайшее презрение к смерти, повергают мечами одного воина халифата за другим.

— Это конец! — простонал Бич Андалузии, видя, что схватка медленно перемещается к его шатру.

Не спасла положение и отчаянная атака личных телохранителей эмира. Гордость полководца не позволила ему под прикрытием последней самоубийственной контратаки затеряться среди разбегающихся и уносящихся на конских спинах севильских воинов.

Воззвав к всевышнему, Бич Андалузии взялся за эфес. Он умел не только побеждать, но и проигрывать.

Пал последний телохранитель, схватившись за пронзившую живот метательную сулицу.

Бородатые лица, перекошенные от жажды крови и боевого безумия приближались.

…Когда прорубившийся к самому шатру Бича Андалузии викинг, ловко поднырнув под саблю, нанес эмиру страшный удар секирой, вскрывший грудную клетку, владыка Севильи услышал последний в своей жизни звук — проклятую пастушью свирель. Сопротивление викингам кое-где еще продолжалось — в рядах арабов нашлась горстка храбрецов, пожелавшая отправиться к небесным гуриям вслед за своим эмиром. Но это обстоятельство уже не могло поменять главного: зажатая между холмом и топким берегом мавританская армия оказалась разбита наголову невесть откуда свалившимся врагом.

Христиане Андалузии, вернее, те из них, кто мог передвигаться после полученных ран, медленно спускались с холма. Им с трудом верилось в свое чудесное спасение, самые рассудительные отнесли его на счет чудес Господних. Барон подскакал к нежданным освободителям и собирался вознести благодарственную молитву, когда обнаружил, что не видит ни одного креста на парусах и одеждах спасителей, и с опозданием понял, кто перед ним.

В Англии их называли истерлингами, людьми Востока, во Франции и Германии — норманнами.

— Язычники! — закричал барон. — Бей их, во имя Христа!

Но кучка израненных и утомленных многочасовой обороной холма христиан не могла противостоять окружившей их ораве северных варваров. Почти никто и не пытался, разом лишившись воли к сопротивлению.

Барона стащил с коня один из вождей викингов, скрутил и передал младшим членам хирда:

— Не поможет тебе Белый бог, бог слабых. Вождь из тебя был плохой. Может, выйдет сносный раб?