Читаем Корсары Южных морей полностью

Миг – и корсары, свирепые, как дикие звери, кинулись на стражу, осыпая красномундирников ударами, способными вышибить дух из любого. Не прошло и минуты, как злополучные солдаты уже валялись на полу, недвижимые и бесчувственные.

К счастью для моряков, постоялый двор «Тридцать бизоньих рогов» располагался на отшибе, позади лабиринта пустынных полуразрушенных улочек, так что корсарам удалось поквитаться со стражниками без всякого вмешательства со стороны.

– Похоже, мы спровадили их на тот свет, – подвел итог схватке Каменная Башка, оглядев бездыханные тела. – Смерть англичанам!

И боцман поспешил покинуть таверну вместе с товарищем, продолжавшим сжимать в руке ножку табурета.

На безлюдные улицы опустилась ночь, черная как деготь, по которому соскучился боцман. Двери немногих не покинутых хозяевами домов были накрепко заперты на все замки и засовы. В глухом пугающем мраке не слышалось ничего, кроме свиста выпущенных американцами снарядов.

Моряки припустили бегом и вскоре добрались до Оксфорд-мэншн. Только здесь они притормозили, чтобы перевести дух, и с улыбкой переглянулись.

– А славно мы их отделали! – похвалился боцман.

– Мокрого места от них не оставили! – поддержал Малыш Флокко. – А эти-то олухи уже раскатали губу. Думали небось, что меня, считай, повязали и вздернули.

– Как говорил мой покойный дед, победа всегда должна оставаться за флотом, и это чистая правда.

– Неужели они и вправду расстреляли беднягу-трактирщика?

– Да ты, как погляжу, еще дурнее их, Малыш Флокко. Неужто поверил тому, что набрехали эти псы? Расстрелять трактирщика? Да это курам на смех! Такой чести удостаиваются только солдаты.



– Значит, они надели на него пеньковый воротник.

– Вот уж не поверю, – отвечал невозмутимый бретонец. – Может, схватить его и схватили. Так, на всякий случай. Но за что отправлять на виселицу безобидного малого, который против англичан не бунтовал и никаких козней не строил? Достаточно взглянуть на его глупую физиономию, чтобы понять: он тут сбоку припека.

– А что же нам-то теперь делать?

– Видишь этот домик, выкрашенный красным? Там живет палач. Как я погляжу, и свет горит в окошке. Должно быть, хозяин готов принять гостей.

– И что, по-твоему, мы станем с ним делать? Назад в таверну нам пути нет.

– А про заброшенный каземат, где мы оставили англичанина, забыл?

– Хочешь оттащить палача туда?

– По крайней мере, пристроить там на первое время.

– И под каким предлогом ты хочешь к нему постучаться?

– Оставь это мне, – махнул рукой боцман. – В Иль-де-Ба простаков сроду не водилось.

18. Бостонский палач

Каменная Башка решительно подошел к дому и, взявшись за дверной молоток, громко постучал.

После третьего удара изнутри ответили:

– Кто там?

– Друзья! – не стал изощряться Каменная Башка. – Открывай.

За дверь послышались тяжелые шаги, как видно спускавшиеся по лестнице, дверь отворилась, и в проеме показался очень широкий в плечах кряжистый коротышка с лампой в руке. Половину лица его скрывала густая рыжая борода.

– Кто такие? – спросил он, дохнув на бретонца тяжелым перегаром.

– Моряки.

– И что вам от меня нужно? – спросил находившийся в изрядном подпитии палач.

– Хочу предложить выгодное дельце.

При этих словах на желчной физиономии бостонского палача появилась кривая ухмылка.

– Выгодное дельце? – с сомнением выговорил он. – С вашими делами я закончу в канаве.

– Отчего бы тебе не впустить нас в дом? Или ты боишься?

– Боюсь? Я? Напротив! Это никто из местных не смеет перешагнуть порог моего дома, словно я прокаженный! Бывает, что я месяцами не вижу человеческого лица. К тому же выходить мне запрещено.

– Ну так вот тебе сразу два человеческих лица. И довольно-таки приятных.

– Да уж вижу, – отозвался палач, поднимая лампу повыше, чтобы лучше разглядеть незваных гостей. – Ладно, проходите. Проклятое одиночество меня доконает.

Палач закрыл за посетителями дверь, и те оказались в тесной комнатушке, посреди которой стоял неказистый стол и несколько покосившихся стульев. Повсюду валялись обрывки веревки с петлей на конце.

Палач, как видно, собирался напиться: на столе красовалось две бутылки, от которых исходил резкий запах дешевого бренди.

Пододвинув к столу пару стульев, он достал две оловянные кружки.

– Выпьете со мной? – спросил он моряков.

– Наливай, – не стал ломаться бретонец и, отведав дрянного пойла, продолжил: – А правду ли говорят, будто веревка, на которой кого-нибудь повесили, приносит удачу?

– Говорить говорят, однако меня она удачливей не сделала. А этого добра здесь, если не ошибаюсь, больше семи десятков.

– Это вы стольких на тот свет отправили? – слегка отшатнувшись, спросил Каменная Башка. – Немало.

– Да уж, – вздохнул палач. – Только моей вины в том никакой нет. Мне велят повесить, и я исполняю приговор. Таково мое ремесло, мой хлеб. К тому же осужденный так и так обречен умереть.



– И всегда по заслугам?

– Это уж не мое дело. Мое дело – повесить, коли приговорили.

И, вновь наполнив кружки, бостонский палач вонзил в бретонца взгляд зеленоватых глаз, зловеще поблескивающих под рыжими косматыми бровями:

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир приключений (Азбука)

Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска
Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска

«Морской Ястреб» – одно из лучших произведений английского писателя Рафаэля Сабатини, классика историко-приключенческой литературы. Это захватывающая история сэра Оливера, английского джентльмена, волею судьбы ставшего галерным рабом, а затем и грозным пиратом Сакр-аль-Баром, Морским Ястребом, человеком стальной воли, звериной хитрости и удивительного бесстрашия. Эти качества помогли ему остаться в живых на галерах, уцелеть при дворе алжирского паши и быть непобедимым в морских сражениях. И все же Сакр-аль-Бар оказывается на краю гибели, потому что не в силах справиться со своими чувствами – любовью, гневом и жаждой мщения… Приключения сэра Оливера тесно переплетаются с событиями сурового и героического XVI века, легендарной эпохи правления Елизаветы I.В настоящем издании представлены также романы «Одураченный Фортуной» и «Венецианская маска», на страницах которых оживает история XVII–XVIII веков.

Рафаэль Сабатини

Зарубежная классическая проза
Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера
Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера

Бесстрашный охотник Аллан Квотермейн по прозвищу Макумазан, что означает «человек, который встает после полуночи», никогда не любил сырости и чопорности родной Англии, предпочитая жаркий пыльный простор африканского вельда; его влекли неизведанные, полные опасностей земли Черного континента, где живут простодушные и жестокие, как все дети природы, люди, где бродят стада диких буйволов и рычат по ночам свирепые львы. Вот эта жизнь была по нраву Квотермейну – любимому герою замечательного писателя Генри Райдера Хаггарда, который посвятил отважному охотнику множество книг.Цикл приключений Аллана Квотермейна продолжают «Священный цветок», «Чудовище по имени Хоу-Хоу», «Она и Аллан», «Сокровище озера». Эти произведения выходят в новых или дополненных переводах, с сохранением примечаний английских издателей. Книга иллюстрирована классическими рисунками Мориса Грайфенхагена и замечательной графикой Елены Шипицыной.

Генри Райдер Хаггард

Путешествия и география

Похожие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века