Корсары Леванта

Турок без боя поднял белый флаг и лег в дрейф. Черный двухмачтовый купец с вытянутым корпусом и высокой надстройкой на корме, увидя, что наши пять галер отрезают его разом и от берега и от моря, решил не полагаться на свою быстроходность. Это был уже третий корабль, захваченный нами с тех пор, как мы начали действовать в проливе между островами Тинос и Миконос, являвшем собой весьма оживленный морской путь в Константинополь, Смирну и Хиос. И, едва перескочив на борт купца, мы — абордажная команда — сразу поняли, что на этот раз удача нам улыбнулась. С командой, набранной из греков и турок, с грузом масла и вина из Кандии, мыла и кож из Каира вез он и пассажиров — нескольких салоникских евреев в шафраново-желтых тюрбанах и с немалым запасом свежеотчеканенного серебра. В тот день нам больше понадобились не клинки, а ногти, ибо полдня предавались мы вольному грабежу и дележу всего, что подвернулось под руку, и матрос с другой галеры, который, тщась ускользнуть от офицеров, явившихся навести порядок, оступился и полетел в воду с битком набитыми карманами, и потонул-то оттого, что не желал выпустить из рук добычу. Купец был собственностью османов, и мы с полным на то основанием и дорогой душой отправили его, как трофей, на Мальту, пересадив на него, чтоб было кому управляться с парусами, нескольких своих, а к веслам приковали, распределив поровну по всем пяти галерам, двоих христиан-вероотступников — в ожидании встречи с инквизицией, восьмерых турок, троих албанцев и пятерых евреев, из коих один, поскольку эта нация по сложению своему не годится для гребного галерного дела, захворал с тоски от бедственного своего положения и неволи да через два дня и помер. Остальных попозже и менее чем за тысячу цехинов выкупили монахи с Патмоса, а вскоре — ну то есть как только им возместили протори и издержки — и освободили. Ибо патмосская братия говорила по-гречески, но деньги высасывала совершенно по-генуэзски.

Оба ренегата волею судьбы попали на «Мулатку». Один, оказавшийся испанцем из Сьюдад-Реаля, дабы жилось повеселее, рассказал нам кое-что интересное, чем я намереваюсь поделиться с вами, господа. Но сперва уведомлю вас, что вся наша компания пребывала в добром здравии и полном благополучии. Вымазавшись до верхушек мачт в смоле, а куда смола не попала — в селитре, отчистив от ракушек и водорослей днище, пополнив припасы и убыль в солдатах, три неаполитанские галеры — «Мулатка», «Каридад Негра» и «Вирхен дель Росарио», — оставивши позади гавани Капри, ушли в двухмесячное плавание по Эгейскому морю вдоль анатолийских берегов, к тамошним островам, где жили под турецким владычеством греки, а потом, соединясь в проливе Сан-Хуан еще с двумя галерами, приписанными к Мальте, — «Крус-де-Родас» и «Сан-Хуан Баутиста», — двинулись под конвоем взаимной защиты к острову Корфу. Там загрузились свежим мясом и водой, пошли, огибая Морею, к венецианским в ту пору Кефалонии и острову, который греки называют Закинфой, итальянцы же — Занте. Потом обогнули остров Сапиенцу, взяли пресной воды в Короне — турки из города ударили по нам из пушек, да не достали — и оттуда, обогнув с востока мыс Сан-Анхель, попали наконец в чистые воды архипелага, синие в заливе, зеленовато-прозрачные — у побережья. С тем, чтобы вновь свершить описанное Велесом де Геварой в «Турецком диве»:

В моря Леванта мы в составе двух флотилий
за Турком дерзостным чуть свет вчера отплыли,
дабы ему сказать: «Ты больше здесь не рыскай!
И духу твоего чтоб не было и близко!»

В том плавании особенные чувства вызывала у меня близость к заливу Лепанто: сойдя на берег, команды наших галер по обычаю отслуживали заупокойные мессы в память тех многочисленных испанцев, что дрались как звери в знаменитом сражении 1571 года, когда наш флот наголову разбил турецкую армаду. Волновали меня эти места и по иной причине, также, впрочем, связанной с именем дона Мигеля: когда проходили мимо Сапиенцы и города Модона, я вспомнил, что встречал это название в рассказе Пленника из первой части «Дон Кихота» в ту пору, когда еще и представить себе не мог, что сделаюсь по примеру Сервантеса солдатом и окажусь в тех же морях и землях, где сражался в оны дни сей великий муж, которому в ту пору было ненамного больше, чем мне сейчас.