Возможно, Мигель стал бы настоящим испанцем, пусть и полукровкой, но тут в его судьбу вмешалась банда караибов. Индейцы на его глазах зарезали отца и мать, а мальчика почему-то пощадили. Они дали ему новое имя – Агуара – и растили вместе со своими детьми как караиба. Да вот беда – воспитатели мальчика даже не предполагали, насколько крепка память у нового члена племени и как он ненавидит тех, кто убил его родителей.
После посвящения, во время которого ему довелось пережить много испытаний, в том числе прыжок в яму, наполненную змеями, в качестве экзамена на быстроту реакции и проверку на нечувствительность к боли – его посадили голым в муравейник – Агуара стал воином. Он выбрал момент, когда караибы почти до бесчувствия упились кашири, убил всех, кто участвовал в нападении на асьенду, и ушел к белым, но не к испанцам, как можно было ожидать, ведь его отцом был идальго, а на Тортугу – в береговом братстве национальность не имела значения.
Покинув «Хромого пса», Агуара вышел за околицу Бас-Тера и канул в заросли. Его занятие предполагало скрытность, поэтому свое жилище он обустроил в лесу, в такой чаще, где черт ногу сломит. Чтобы пробраться к хижине, нужно было знать потайные тропинки.
Впрочем, мало у кого из жителей Бас-Тера возникал соблазн отправиться на пикник в сельву или просто прогуляться по лесным дебрям. Они не без веских оснований предполагали, что там таятся разные опасности, – от свирепого ягуара до не менее злобных и жестоких бандитов. Поэтому французские колонисты предпочитали развлечения на воде, а если им хотелось поохотиться, то обычно собиралась большая компания с собаками и загонщиками-рабами, и шум от них был такой, что не только хищные звери разбегались в разные стороны, но и отряды караибов, которые иногда рыскали по округе и нападали на плантаторов. Индейцев интересовали в основном рабы; они продавали живой товар испанцам, за что получали от них железные изделия и даже старые ружья, которыми владели только вожди.
Хижина Агуары была просторной. Она напоминала жилище индейцев племени таино – бохио. Ее соорудили круглой, из жердей, плетеных циновок и пальмовых листьев. Обычно у таино в таких проживало несколько семей, но шайка Агуара тоже была немаленькой. Когда он вошел, бандиты спали – кто на полу, на пальмовых матах, а кто в гамаках. Судя по тяжелому спиртовому духу, подручные Агуары выпили несколько калебасов кашири; пустые сосуды валялись по всему полу.
– Поднимайтесь, бездельники! – яростно возопил Агуара и начал поднимать бандитов пинками. – Вам бы только хлестать кашири, жрать да спать! Почему не выставлена охрана?! Или вы хотите, чтобы вас взяли тепленькими? Сучье племя…
– Мы только прилегли… – начал оправдываться один разбойник.
– Заткнись! Где Мадо?
– Ушел на охоту.
– Единственный стоящий человек среди вас!
Наверное, разнос продолжался бы и дальше – Агуара кипел от ненависти к наглому Бом-брамселю, которому приходится служить, пусть и по найму, – но тут появился Мадо, который принес крупную водосвинку-капибару. Пререкания тут же затихли, и все дружно принялись готовить обед.
Когда от капибары остались одни кости, Агуара сказал:
– Некоторое время я буду отсутствовать. Вместо себя оставляю Параито. Со мной пойдут трое: Мадо, Иримара и Гуарикота. Предупреждаю остальных в последний раз! Не будете соблюдать необходимые предосторожности, закончите свою жизнь на плантациях испанцев или на виселице, которую соорудят по приказу губернатора д’Ожерона.
Агуара взял с собой метисов. Они считались отличными следопытами, меткими стрелками и выделялись среди остальных жестокостью – сказывалась кровь индейцев-караибов. Вот только по-настоящему их звали не так. Почти все разбойники по примеру флибустьеров брали себе прозвища, в основном имена древних индейских вождей – уж чего-чего, а самомнения им было не занимать.
Сборы были недолгими. Ружье имелось только у Агуары, остальные вооружились луками и короткими копьями, упаковали припасы на дорогу. Другой одежды кроме тех лохмотьев, что на них, бандиты не имели, и это их совсем не волновало. Их больше заботила сохранность продуктов и чтобы фляжки были наполнены кашири. Из еды они захватили лишь пеммикан – смесь вяленого измельченного мяса быков, сала, растертых в порошок орехов и сухих ягод, среди которых были и те, что предохраняли от отравлений, со специями.
Пеммикан очень долго не портился даже во влажном тропическом климате и при малом весе был очень питательным. Он здорово выручал, когда не было возможности охотиться, ловить рыбу и разжигать костер. Пеммикан был походной едой, которой пользовались многие индейские племена.