Корсары Николая Первого

То ли поляки не заблуждались насчет своей дальнейшей участи, то ли узнали проходящий мимо корабль, а может, то и другое вместе, но как-то вдруг дружно вскочили на ноги и бросились в море. Судя по тому, как они двигались, связаны у них были только руки. Правда, с руками за спиной плыть не слишком удобно, однако это бравых моряков не смутило.

– Вот ведь бисовы отродья! – смачно прокомментировал происходящее один из матросов. – Вашбродь, гляньте, что творят!

– Паруса долой, шлюпку на воду, – сказал это Верховцев негромко и очень спокойно, однако перечить ему ни у кого и мысли не возникло. Корабль лег в дрейф с похвальной скоростью, но еще прежде в воду натурально бухнулась шлюпка и, сгибая весла в дугу от натуги, гребцы погнали ее навстречу пловцам.

Местным происходящее не очень понравилось. Точнее говоря, совсем не понравилось. Перехватить поляков они не успели, будучи слишком увлечены грабежом и слишком поздно заметив их бегство. Теперь они бегали туда-сюда по берегу и потрясали кулаками. Их вопли долетали до «Санта-Изабель», и, хотя местного языка Александр не знал, звучали они на редкость похабно. По мнению любого хоть что-то повидавшего в этой жизни человека, означать они могли исключительно грязную ругань.

Но ругань руганью, а погоня беглецам не грозила. Лодок у местных под рукой не нашлось, а устраивать стрельбу, имея в зоне видимости корабль, они не рискнули. Зацепив шлюпку, можно и на ответную плюху нарваться. О том, что пушки на «Санта-Изабель» отсутствуют в принципе, здешние мелкотравчатые пираты понятия не имели, а потому и рисковать не стали. А потому шестеро поляков, редкостные везунчики, были вытащены из воды. За одним, к слову, пришлось нырять – силы оставили моряка буквально на последней сажени.

Увы, спасли не всех. Кое-кому не повезло, и они захлебнулись, не добравшись до шлюпки. Со связанными руками – неудивительно. Что же, оставалось лишь мысленно посочувствовать им да разворачиваться к кораблю – здесь незваным гостям были не рады, и дай бог, чтобы местные не поняли, кто именно прошел мимо их берегов.

Обратно гребли с чуть меньшим энтузиазмом, но все равно очень быстро. И пока шлюпку сноровисто поднимали, корабль уже начал одеваться парусами. Несколько минут – и вот они уже уходят прочь от негостеприимных берегов. А еще через полчаса Александр разговаривал со спасенными поляками.

Выглядели они довольно жалко, хотя успели переодеться, напиться горячего чая, крепкого до черноты, и поесть. Но все равно, видны были и запредельная усталость, и лютое недоверие ко всему происходящему. Казалось, поляки не могут поверить в то, что остались живы.

Говорил за всех один – крепкий малый с широким добродушным лицом. Он, как оказалось, был единственным в этой компании, кто мог выдать больше, чем пара расхожих фраз и вдвое больше ругательств. Российские подданные, черт бы их подрал! Хорошо, один более или менее нормальный попался. Акцент поляка звучал ужасающе, но понимать его не мешал.

В принципе, ничего нового они не узнали. Действительно, «Ольза» проскочила мимо опасностей в лице человека – никто польский корабль даже не пытался перехватить, море будто вымерло. Зато шторм навалился, как слон на Моську. Капитана смыло за борт… В общем, все было так, как и предполагали русские. Корабль выбросило на берег, и команда бухнулась спать. Осуждать их не имело смысла, устали все страшно, однако, как оказалось, спокойно отдыхать на чужом берегу несусветная глупость. Местные взяли их сонными, кто попытался сопротивляться – убили на месте, ну а остальных скрутили. Остальное русские и сами видели, даже поучаствовали в меру сил.

Александр некоторое время стоял, задумчиво глядя на поляков, затем сказал задумчиво:

– Значит так. У вас сейчас выбор из двух вариантов. Не бледнейте зря, никто вас за борт выкидывать не собирается. Не для того вылавливали. Или идете с нами, такими же матросами, как и остальные, делаете что скажут и не кривитесь, либо мы высадим вас на какой-нибудь остров, а там уж как повезет. И даже не знаю, где больше риска.

Поляки переглянулись, затем тот, что рассказывал об их приключениях, перевел товарищам сказанное мичманом. Некоторое время в воздухе тяжелым облаком висело молчание, а потом один из поляков, самый молодой, вскочил, едва не ударившись головой о низкий потолок, и начал что-то говорить. Очень громко, эмоционально, разве что рубаху на груди не рвал, хотя и совершенно непонятно.

– Он говорит, что его брата убили англичане. Второго брата зарезали этой ночью. Он говорит, что пойдет куда угодно и с кем угодно, чтобы отомстить.

– С ним ясно. Остальные?

Поляки быстро переглянулись, недолго переговаривались, а потом единодушно решили, что на корабле – оно как-то и спокойнее, и комфортнее. Оставалось показать им, где разместиться, и приказать отдыхать. Все же устали эти шестеро страшно, и толку от них сразу ждать не приходилось.

Уже когда они вышли, Гребешков, как обычно следовавший за мичманом, негромко сказал:

– Александр Александрович, я по-польски немного понимаю. Там один…

– Что? – повернулся к нему Верховцев.