Корсиканская авантюра

– Ну, mon vieux[21], что ты натворил на сей раз? – осведомился Эрве. – Получил кучу штрафных квитанций? Оскорбил полицейского? Или тебя снова застукали, когда ты щипал девчонок за задницу?

В трубке раздался смех, и Ребуль представил себе лицо Эрве: круглое, улыбающееся, бодрое, с выражением, вводящим в заблуждение. За этим выражением скрывался жесткий и целеустремленный полицейский, которым, как знал Ребуль, его друг был на самом деле.

– Мне нужна кое-какая информация, – сказал Ребуль. – Помнишь ту историю с вертолетом? Так вот, тот тип, что это устроил, снова появился. Пока меня не было, он попытался набиться на экскурсию по дому, и мне хотелось бы разузнать о нем побольше. Вронский. Русский, богатый. Очень богатый.

– Посмотрим, что мне удастся выяснить. Богатых русских в Европе отследить несложно. Через пару дней что-нибудь для тебя раздобуду. А ты пока что не предпринимай ничего, чего я сам не стал бы делать, d’accord?[22]

5

Тишину раннего вечера во дворце Фаро – час l’apéritif – нарушил шум мотоциклетного мотора. Мотоциклист, дюжий полицейский в начищенных до блеска ботинках, аккуратно припарковался, снял шлем, положил его на седло, позвонил в дверь и замер в ожидании. Сам шеф сказал ему, что дело чрезвычайной важности и необходимо проявить такт и обходительность.

Дверь открыла Клодин. Полицейский отдал честь.

– Для месье Ребуля, – сообщил он, передавая коричневый конверт.

– Merci, monsieur.

– De rien, madame. Bonne soirée[23]. – Завершив миссию, полицейский снова взял под козырек, после чего с ревом умчался.

Ребуль вскрыл конверт и вынул три листа бумаги. Первый оказался письмом, написанным рукой Эрве.

Cher ami![24]

Я решил проявить осторожность и прибегнуть к старомодному средству связи посредством бумаги. Как ты знаешь, в наши дни никакая электроника не гарантирует полной приватности, а мне не хотелось бы, чтобы эта информация в итоге оказалась в Интернете.

Как ты сам вскоре узнаешь, месье Вронский сделал прелюбопытную карьеру. Что меня больше всего поразило, так это высокая смертность в рядах его деловых партнеров. Хотя ничего не было доказано, я не верю в совпадения и считаю эти смерти серьезным предостережением. И настоятельно рекомендую тебе не иметь никаких дел с этим человеком. Он представляется мне чрезвычайно опасным.

Ребуль налил себе скотча, чтобы подкрепиться, и сосредоточился на следующих двух листах, покрытых машинописным текстом.

ВРОНСКИЙ, Олег. Родился в Ленинграде 4 января 1970 года. Записи об образовании отсутствуют.

С 1989-го по 1992-й служил в армии, сначала рядовым, затем сержантом, был командиром танка. Демобилизовавшись, он со своим другом Владимиром Пугачевым использовал армейские связи, чтобы заняться торговлей оружием, сначала на Балканах, позже, когда бизнес пошел в гору, в Восточной Африке. Бизнес продолжал развиваться, а Владимир Пугачев скончался при невыясненных обстоятельствах во время деловой поездки в Уагадугу[25], и его часть компании перешла к Вронскому. Слухи о нечестной игре тот с негодованием отрицал.

Вронский продолжал процветать. Продав свой бизнес многообещающему диктатору Марлону Батумбе, он вернулся в Россию и основал компанию с неограниченной ответственностью «Природные ресурсы», которая занималась исследованиями запасов полезных ископаемых на Южном Урале. Еще несколько прибыльных лет, и Вронский смог объединиться с компанией покрупнее, хозяином которой был Сергей Попов. Слияние не продлилось и двух лет, когда Попов скончался при невыясненных обстоятельствах во время семинара по бокситам в Магнитогорске, и его доля компании перешла к Вронскому. Слухи о нечестной игре тот с негодованием отрицал.

Вронский продолжал богатеть, влиятельный, с большими связями, он расширил свою империю, разнообразил деятельность, занимаясь исследованиями и в Арктике, и в бассейне Амазонки. Был еще и многоквартирный дом на Парк-авеню в Нью-Йорке, купленный вскладчину с Джеком Леви, агентом по недвижимости с Манхэттена. Все без исключения признавали, что гибель Леви – тот спрыгнул с балкона тридцать восьмого этажа – громадная потеря для общества. Зато это происшествие обернулось значительным приобретением для Вронского, которому досталась половина здания, принадлежавшая Леви.