Корсиканские братья

— Совершенно верно, Диамант нас покинул, чтобы пойти туда, к «Мучио».

— «Мучио» — это что, могила?

— Да, так называется своеобразный памятник, который каждый прохожий, бросая камень или ветку дерева, воздвигает на могиле убитого. И в результате вместе того, чтобы опускаться, как другие могилы, под грузом такого великого нивелировщика, как ВРЕМЯ, могила жертвы все время растет, символизируя месть, которая должна жить и непрерывно расти в сердцах его ближайших родственников.

Вой раздался в третий раз, но на этот раз так близко к нам, что я невольно содрогнулся, хотя мне теперь было ясно, что это означает.

И действительно, там, где поворачивала тропинка, в двадцати шагах от нас, белела куча камней, образующих пирамиду высотой четыре-пять футов. Это и был «Мучио».

У подножия этого странного памятника сидел Диамант, вытянув шею и разинув пасть. Люсьен подобрал камень и, сняв шапку, приблизился к Мучио.

Я проделал то же самое.

Подойдя к пирамиде, он сломал ветку дуба, бросил сначала камень, а потом ветку и большим пальцем быстро перекрестился, как это обычно делают корсиканцы.

Я повторил за ним все до мелочей.

Затем мы возобновили путь, молчаливые и задумчивые.

Диамант остался сидеть у памятника.

Примерно минуты через две мы услышали последнее завывание и почти сразу же Диамант с опущенной головой и хвостом решительно пробежал вперед, чтобы вновь приступить к своим обязанностям разведчика.

VII

Мы продвигались вперед и, как предупредил Люсьен, тропа становилась все более и более крутой. Я повесил ружье через плечо, так как видел, что скоро мне понадобятся обе руки. Что касается моего проводника, то Он продолжал идти с той же легкостью и, казалось, не замечал трудностей пути.

Мы несколько минут карабкались по скалам, цепляясь за лианы и корневища, и добрались до своего рода площадки, на которой возвышались разрушенные стены. Эти руины Замка Вичентелло д'Истриа и были целью нашего путешествия.

Через пять минут — новый подъем, более трудный и более отвесный, чем первый. Люсьен, добравшись до последней площадки, протянул руку и вытянул меня за собой.

— Неплохо, неплохо, — сказал он мне, — вы неплохо справляетесь для парижанина.

— Это из-за того, что парижанин, которому вы помогли сделать последний шаг, уже совершал несколько путешествий подобного рода.

— Действительно, — сказал Люсьен, смеясь, — нет ли у вас недалеко от Парижа горы, которую называют Монмартр?

— Да, я это не отрицаю, но, кроме Монмартра, я поднимался также и на другие горы, которые называются Риги Фолхорн, Гемми, Везувий, Стромболи, Этна.

— Ну, теперь, напротив, вы будете меня презирать за то, что я никогда не поднимался ни на какие другие горы, кроме Ротондо. Как бы то ни было, мы добрались. Четыре столетия назад мои предки могли бы открыть ворота и сказать вам: «Добро пожаловать в наш замок». Сегодня их потомок указывает вам на этот пролом и говорит: «Добро пожаловать на наши руины».

— А этот замок, он тоже принадлежал вашей семье после смерти Вичентелло д'Истриа? — спросил я, возобновляя прерванный разговор.

— Нет, но еще до его рождения это было жилище одной из женщин нашего рода — известной Савилья, вдовы Люсьена де Франчи.

— А не с этой ли женщиной произошла ужасная история?

— Да… Если бы сейчас был день, вы могли бы отсюда еще увидеть руины замка де Валль, там жил сеньор де Джудиче, столь же ненавидимый всеми, насколько она была любима. Он влюбился, и поскольку она не торопилась ответить на эту любовь, он сделал ей предупреждение, что, если она не решится дать согласие стать его женой в назначенное время, он захватит ее силой. Савилья сделала вид, что уступила, и пригласила Джудиче на обед. Он был на седьмом небе от радости, совершенно забыв, что достиг этого лестного результата с помощью угрозы, и откликнулся на приглашение, придя в сопровождении всего лишь нескольких слуг. Позади них закрылась дверь и через пять минут Джудиче, арестованный, был заперт в темнице.

Я прошел по дорожке, которую указал мне Люсьен, и очутился в каком-то квадратном дворике.

Через образовавшиеся в стенах щели луна освещала землю, усыпанную обломками, неровными световыми пятнами.

Остальная часть площади оставалась в тени, которую отбрасывали еще уцелевшие крепостные стены.

Люсьен достал часы.

— О, — сказал он, — мы пришли на двадцать минут раньше. Давайте сядем, вы, должно быть, устали.

Мы уселись, или, точнее говоря, улеглись на каком-то пологом спуске, поросшем травой, лицом к большой щели.

— Но мне кажется, — сказал я своему спутнику, — что вы мне не рассказали историю до конца.

— Да, ну так вот, — продолжил Люсьен, — каждое утро и вечер Савилья спускалась в темницу, где был заключен Джудиче, и там, отделенная от него лишь решеткой, раздевалась и представала перед пленником обнаженной.

«Джудиче, — говорила она ему, — как мужчина, столь безобразный, как ты, мог вообразить себе, что будет владеть всем этим?»