Кортес

Кортес вел себя как настоящий король, что не могло не вызывать раздражения у испанской короны. Это так, но он пошел еще дальше. С апреля 1522 года губернатор Новой Испании присвоил себе право распределять все земли между испанскими владельцами по своему усмотрению. Причем далеко не каждый испанец мог получить надел, а только тот, кто участвовал в конкисте. Эрнан категорически отказывался давать землю не проживающим в Мексике испанцам и установил для колонистов планку в восемь лет пребывания в Новой Испании, что было больше срока, определенного когда-то Овандо в Санто-Доминго. Наконец, он законодательно ввел квоты обязательного производства ряда продуктов, таких как, например, виноград и пшеница, требовал сохранения традиционных культур – маиса, помидоров, стручкового перца или сладкого картофеля, при этом широко практиковал выращивание вывезенных из Испании сортов овощей и фруктов.[161] Если к этому добавить и заботу Кортеса о выведении местных пород скота и лошадей, то конечную цель конкистадора нетрудно разгадать: он стремился к полной экономической самодостаточности.[162] Экономическая независимость от Испании – да это же антимодель колониальной системы! Но все прекрасно понимают, что там, где установилась независимость экономическая, в скором времени надо ждать и независимости политической. Многие при дворе Карла V стали проявлять беспокойство.

Хотя на бумаге система энкомьенд выглядела вполне безобидной для индейцев, Кортес проявлял осторожность. Он помнил, как вели себя колонисты в Санто-Доминго и на Кубе, и не доверял своим людям. Как мудрый администратор, он ввел три «предохранителя», призванных защитить коренное население.

Эрнан был сторонником нормирования и государственного регулирования, поэтому его первой заботой стало ограничение продолжительности рабочего дня для «крепостных» индейцев, то есть для тех, кто должен был отрабатывать барщину помещику-энкомендеро.[163] Прежде всего он запретил труд женщин и детей до двенадцати лет, установил десятичасовой рабочий день. Запрещалось заставлять индейцев работать до восхода солнца; полагался один час перерыва на обед; все работы должны были прекращаться за час до захода солнца.[164] Воскресенье объявлялось выходным днем. Если учесть, что в тропиках световой день составляет в среднем двенадцать часов, то рабочая неделя крепостного-энкомендадо не должна была превышать шестидесяти часов. Для сравнения: рабочая неделя в шестьдесят часов соответствовала трудовому кодексу, действовавшему во Франции в 1900 году! Кортес также обязал энкомендерос кормить своих рабочих, установив дневной рацион в один фунт лепешек «с солью и сладким перцем». Однако вместо того, чтобы вернуться к логике оплачиваемого труда, принятого в Европе, но совершенно нежизнеспособного в Центральной Америке, Кортес разработал систему свободного времени, что позволяло каждому вести нормальную личную жизнь. По его указу период работы на энкомендеро не мог превышать двадцати дней, что соответствовало ацтекскому месяцу, а затем должен был наступить период полной свободы в тридцать дней.

Говоря современным языком, на двадцать рабочих дней приходилось тридцать дней отпуска. Год можно разбить на семь циклов в пятьдесят дней плюс пятнадцать рабочих дней. Из общей суммы рабочих дней надо вычесть двадцать два воскресенья, падающих на двадцатидневные периоды работы на энкомендеро. Итого за год получается сто тридцать три рабочих дня и двести тридцать два дня отпуска. Если рассматривать дни отработки как своего рода налог, то в процентном выражении сто тридцать три дня соответствуют совокупному налогу в 36,4 процента. Примечательно, что в 2000 году во Франции эта цифра в среднем достигала 46 процентов.

Очень удобно представлять Кортеса рабовладельцем и обличать крепостническую сущность энкомьенды, но что в таком случае прикажете думать о современных правительствах, отнимающих почти половину доходов граждан?