Кортес

Диас припомнил, как спустя несколько лет после смерти Куаутемока Альварадо в разговоре один на один признался ему, что как-то в его руки попал этот самый Мехикальсинго, после крещения Кристобаль, который донес Кортесу о существовании заговора, который последний правитель ацтеков замыслил против испанской короны и капитан-генерала. Тот клялся и божился, что ничего подобного не говорил. Он утверждал, что будучи подосланным к Куаутемоку и подслушав его разговоры с правителем Тлакопана, так и доложил Кортесу - ничего, мол, предосудительного на замечено. Монах Хуан де Текто тоже напрочь отрицал возможность предательства - конечно, разговоры о трудностях похода, его бесцельности среди индейских вождей велись. Куаутемок даже обмолвился, что Малинцину стало изменять гениальное чутье на золото и славу, что, мол, птица-счастье отвернулась от него, иначе он бы не полез в этот ад. Однако посчитать подобные высказывания изменой можно только, если очень захотеть этого.

- Неужели Кортес так сильно жаждал гибели этого достойного человек, что решился на постыдный поступок? - спросил Берналь.

Альварадо только плечами пожал.

- Что-то они не поделили, Берналь, - заявил он и тут же насторожившись добавил. - Только ты об этом никому. Обратил внимание на добавления, которые его величество сделал в гербе Кортеса? Семь отрубленных голов индейских вождей. Одна из них - Куаутемока. Я этих краснокожих вон сколько погубил - и ничего, а ему будьте любезны! Так что смекай и держи язык за зубами.

Последняя фраза заставила Диаса отложить перо. Он задумался. Семь отрубленных голов в гербе - это не шутка. Что станется с его записками, если доблестная инквизиция доберется до последнего высказывания Куаутемока? Увидят ли они когда-нибудь свет? Тем более, что я их не слышал и передаю с чужих уст. Пусть кто-нибудь другой изложит последние слова молодого касика. Его же, Берналя, дело в точности передать отношение всех поголовно испанцев к казни последнего правителя Теночтитлана.

Хотел было прибавить, что воевал Куаутемок смело. Кортесу и всему войску очень повезло, что сразу после высадки на побережье Мехико они не столкнулись с этим пареньком. Нарвется Кесада на такого вождя и песенка Хосе будет спета. Такие, как он, писаря, грамотеи, начитавшиеся рыцарских романов, гибнут первыми. Черт с ним, неожиданно решил старик, отпишу-ка ему комменду. Не этим же, из инквизиции, оставлять!..

* * *

Дальше работа пошла веселее.

Через несколько дней наш дозор наткнулся на индейцев, которые утверждали, что поблизости есть белые люди. Кортес со всеми предосторожностями двинулся вперед и скоро мы наткнулись на солдат, которые входили в отряд некоего Хила Гонсалеса. На север для освоения новых земель его послал губернатор Золотой Кастилии. Здесь он и встретился с Лас Касасом, который к тому времени сумел убедить верных людей, что с безумством Олида пора кончать. Они застали предателя врасплох, нанесли ему более десятка ударов кинжалами и на следующий день после короткого суда, всего израненного, повесили.

То-то мы огорчились, когда узнали, что толку в нашей экспедиции никакого не было. В то же время в Новой Испании происходили страшные события. Диего Ордас, получив неверные известия о нашей экспедиции, сообщил в столицу, что Кортес и все его люди погибли в джунглях Гондураса. Местные чиновники тут же распродали все наше имущество. Тех же, кто пытался протестовать засадили в тюрьму. Некие Салазар и Харипос захватили власть и выслали главного королевского судью, от которого мы вскоре получили короткое известие: "В Мексике все срам и ужас. Все погибло. Пишу вам с Кубы, куда меня, королевского судью сослали насильно и незаконно".

Весть о распродаже нашего имущества грянула как гром с ясного неба. Кортес ходил мрачный, угрюмый. Мы требовали немедленно идти походом на Мехико и восстановить наши права и собственность. Капитан-генерал решил действовать хитрее, только ни к чему хорошему его уловки теперь не привели. Мятеж разрастался, скоро поднялись индейцы в провинциях и нам, когда мы вернулись в родные места, досталась страна, впавшая в неистовство. Вопреки всяким законам ею владели проходимцы и смутьяны. Один, присланный из Испании наместник, сменял другого, и наконец последний, Эстрада, предложил дону Эрнандо покинуть Мексику.

"Отлично, - согласился Кортес, - я подчиняюсь. Из страны, завоеванной мной и моими товарищами ценою несчетных трудов и ран, меня изгоняют люди, неспособные даже навести порядок. Хорошо, я отправлюсь в Испанию и сам изложу все королю - до последнего".