Кортик. Бронзовая птица

— Затем, — продолжал Славка, — короли опять начали спекулировать алмазом. Санси продал его английскому королю Якову Второму, Яков Второй — французскому королю Людовику Четырнадцатому, потом он попал к Людовику Пятнадцатому. В общем, его долго перепродавали, пока наконец, в 1835 году, Павел Демидов не купил его для Николая Первого… Вот какая история…

Мальчики помолчали. Потом Миша сказал:

— Ты, конечно, провел серьезное исследование. Но какое это имеет отношение к усадьбе?

— А то, что одна из дочерей Демидова вышла замуж за Карагаева.

— Ну, и что?

— Может быть, алмаз Санси вместе с приданым перешел к графу Карагаеву.

— Но ведь Демидов отдал алмаз Николаю Первому?

— Он мог ему отдать поддельный. Ведь все там было построено на жульничестве.

Генка свистнул:

— Наверно… Попробуй надуй Николая Первого с его Бенкендорфом.

— Видишь ли, Славка, — сказал Миша, — конечно, трудно предполагать, что алмаз попал к графу. Но допустим даже, что это так. Что же из этого?

— Как — что? — обиделся Славка. — Возможно, как раз его и ищут. Ведь все говорят, что здесь всегда искали клады. Может быть, и сейчас ищут.

— Может быть, — согласился Миша. — Но это только подтверждает, что мы должны идти в лес. Этот ли алмаз или что-нибудь другое, но факт, что ищут. А когда ищут драгоценности, то и убивают друг друга. А нам важно узнать, кто убил Кузьмина, и тем самым оправдать Николая.

— Разве я возражаю? Я только указываю на то, что именно ищут.

— Вот и хорошо, — заключил Миша. — Значит, сегодня ночью мы пойдем в лес.

Глава 39 КОСТЕР

Сегодня ночью они пойдут в лес, на Голыгинскую гать. Конечно, от ребят этого не скроешь. Но все понимали, что это не просто тайна: если лодочник проведает, что мальчики отправились на гать, то он может их проследить, а потом в лесу и убить. Он и его парни на это способны. Убили же они Кузьмина.

У всех ребят на лицах было то серьезное, таинственное и даже несколько торжественное выражение, которое бывает перед всяким важным, а тем более опасным предприятием. Все вели себя как нельзя лучше и всячески старались угодить Мише и Генке — кто знает, в каком виде они вернутся и вернутся ли вообще. Мише так надоели эти жалостливые взгляды, что он ушел на реку, на то место, где любил сидеть вечерами и смотреть на пламенеющий за дальними горами закат.

К тому же у Миши была еще одна тайна, маленькая тайна, принадлежащая только ему одному: он сочинял стихотворение. Раньше Миша никогда не сочинял стихов. Это занятие казалось ему несерьезным. Другое дело, когда стихи пишут настоящие поэты: Пушкин, Лермонтов, Некрасов… Или современные поэты: Маяковский, Безыменский… Это поэзия. А то, что сочиняют ребята, не более как рифмованные слова. И плохо рифмованные. К школьным поэтам Миша всегда относился иронически. Конечно, если стихи пишут для стенгазеты, к какой-нибудь знаменательной дате, это куда ни шло — без стихов нет и стенгазеты. Частушки для “Синей блузы” тоже нужны — критика недостатков получается острее. Но вот стихи из-за “настроений” Миша терпеть не мог, как не мог терпеть и самые эти “настроения”…

“Настроения” бывали обычно у мальчиков морально неустойчивых, далеких от общественной жизни. Впрочем, случались “настроения” и у комсомольцев, хотя и реже. “Настроения” заключались в том, что парень ходит грустный, скучный, как в воду опущенный. На вес он смотрит скептически, все ему кажется мелким, ничтожным, неинтересным. Да и сама жизнь представляется ему совершенно ненужной. Говорит он философскими изречениями: “жизнь коротка и неинтересна”, “все пройдет”, “все повторяется”, “если уж жить, то от жизни надо брать все”. В общем, несет вздор. Как правило, такой “упадочник” говорит об одиночестве, о том, что никто его не понимает и никогда не поймет, и читает при этом упадочные стихи. Да и сам сочиняет упадочные стихи — о загадочном мире, о бренности жизни и прочее в таком духе…

Директор школы Алексей Иванович сказал как-то на педсовете, что “настроения” — неизбежный спутник переходного возраста. Конечно, Алексей Иванович человек умный, опытный педагог, но все же некоторые понятия у него старомодные. При чем здесь переходный возраст? И что это за переходный возраст? Возраст как возраст. Миша был твердо убежден, что “настроения” есть не более как проявление моральной неустойчивости. Отсюда и сочинение упадочных стихов. Как только кто начинает сочинять стихи, значит, у него непременно начались “настроения”.

И вдруг, совершенно неожиданно для себя, Миша сам начал сочинять стихи. Вернее, он сочинил одно стихотворение. И то не до конца. Он никак не мог подобрать рифмы к двум последним строчкам. Конечно, не упадочное стихотворение, а настоящее революционное.

Оно зародилось в те часы, когда он сидел на берегу Утчи вечером, смотрел на пламенеющий за дальними горами закат и вспоминал маленькую железнодорожную станцию, удаляющиеся огоньки поезда, эшелон красноармейцев, Полевого и большой плакат, на котором был нарисован рабочий, разбивающий тяжелым молотом цепи, опутывающие земной шар…