Кортик. Бронзовая птица. Выстрел

Нарушили соглашение, взяли деньги и нарушили. Договорились, что его имя останется неизвестным. Никому нельзя верить. Но ничего. На эту карту у него есть другая, покрупнее.

Он снова опустился на табурет, на лице его светилась та же обаятельная улыбка.

– Мы, оказывается, знакомы.

– Как вагончики, отгружаются? – спросил Василий Иванович.

– Отгружаются, транспорт у нас постепенно налаживается. Но как тесен мир! Теперь вспоминаю, мне ваше лицо знакомо, где то я вас видел – на бегах как будто; там бывает много народа, но вас я запомнил, и знаете почему?

Навроцкий сделал паузу. Лицо Василия Ивановича было непроницаемо.

– Я вам скажу, почему, – продолжал Валентин Валентинович. – Вы удивительно похожи на одного человека. Да, да, бывает же такое сходство, поразительно! Этот человек получил пять лет. Пять лет со строгой изоляцией! И представьте себе, сумел убежать. Строгая изоляция, а он убежал. Смельчак! Я преклоняюсь перед ним. До сих пор не могут найти.

– Найдут.

– Почему? – возразил Навроцкий. – Могут и не найти. Как говорит пословица: не имей сто рублей, имей сто друзей.

– У нас говорят по другому: имей сто рублей, будешь иметь сто друзей.

– Можно и так, – согласился Валентин Валентинович. – Главное, всегда, в любых обстоятельствах, быть правдивым со своими друзьями. А молодой человек Шаринец кого то обманул. Честь имею кланяться. – В дверях он обернулся: – Да, чуть не забыл. Документы убитого инженера Шаринец продал одному человеку за два червонца. Просил прибавить пятерку, но ему отказали. Это деталь, подробность. Честь имею!

Глава 45

Правилка была короткой.

Шаринец явился в заднее помещение пивной.

За столом играли в карты Василий Иванович, Серенький, Жоржик и еще один – Кукольник.

Они играли, не обращая внимания на вошедшего Шаринца. Шаринец не уходил. Василий Иванович его вызвал, и он дожидался, не смея ни сесть, ни напомнить о себе. Василий Иванович видит его – значит, надо ждать.

Он терпеливо ждал у двери, переминаясь с ноги на ногу, ждал, когда закончится банк. Банк держал Жоржик. Банк долго не стучал…

Наконец Серенький сорвал банк у Жоржика.

Шаринец думал, что теперь с ним заговорят, но нет: банк перешел к Василию Ивановичу; он стасовал колоду, сдал карты.

– Звали, Василий Иванович? – робко спросил Шаринец.

Василий Иванович не посмотрел на него, коротко бросил:

– Жди!

Василий Иванович держал банк минут, наверно, пятнадцать. Выиграл. Отдал карты Жоржику, собрал со стола выигрыш, отсчитал, что оставляет на столе, и уже после этого, по прежнему не глядя на Шаринца, спросил:

– Ну, кто тебя навел на квартиру инженера?

Жоржик тасовал колоду, но не сдавал, ждал ответа Шаринца. Серенький и Кукольник тоже ждали.

Шаринец понял: над ним вершится суд, правилка, и расправа будет беспощадной.

И он в ужасе пролепетал:

– Девчонка навела.

– Какая девчонка?

– Белка… Белкой зовут…

– Как навела?

– Сказала, все на дачу уезжают, один Фургон, мальчонка ихний, дома остается.

– А почему инженер не уехал?

– Так ведь он уехал, уехал он…

– Не кричи! – оборвал его Василий Иванович. – Тихо говори!

– Уехал он, – торопливо зашептал Шаринец, – я сам видел, как в поезд садились жена, Людка… Я на вокзал за ними ездил, Ярославский вокзал, сам видел, как в поезд садились… И дождался, когда поезд ушел. Потом я приехал на Арбат, говорю Серенькому – уехали. Мы с ним и пошли, правда, Серый? Ведь правда?! Ведь ездил я на вокзал?! А? Скажи!

Серенький молчал.

Жоржик тасовал колоду.

– А как же он дома очутился, коли уехал? – спросил Василий Иванович.

– Не знаю, крест истинный, не знаю, только уехал он, уехал… – бормотал Шаринец. – Вот не сойти мне с этого места…

Он говорил правду: ездил за Зимиными, сам видел, как садились они в вагон, дождался отправления поезда.

– Врешь ты все, – сказал Василий Иванович. – Уехал бы инженер, так не было бы его дома.

– Правда, правда! – твердил Шаринец. – Уехал он, уехал!

Он умоляюще смотрел на всех, но видел мрачные, неподвижные, суровые лица.

– Уехал он, – снова заговорил Шаринец, – только, говорят, вернулся.

– Кто говорил?

– В доме рассказывали, жильцы. В поезде вспомнил, что забыл документ, и вернулся. И Фургон, парнишка ихний, и Людка, дочка, и жена – все говорят: вспомнил про документ и вернулся.

– Может, и правда вернулся, – задумчиво проговорил Василий Иванович.

– Ну, конечно, вернулся, – забормотал Шаринец. – И Фургон рассказывал: следователь даже спрашивал, зачем вернулся отец? Разве же мог я знать, что вернется?

– Правильно, вернулся он, с Лосиноостровской вернулся, – задумчиво проговорил Василий Иванович.

– Ну вот, – обрадованно залепетал Шаринец, – разве я бы стал… Разве бы я пошел, если бы знал, что он дома. Уехал он, сам видел…

– А портфель кто взял?!

И снова ужас охватил Шаринца, понял: главное только начинается.

– Витька… Витька взял…

– А кто Витьку навел?

– Не знаю… Не знаю… Белка, наверно…

– А документы из портфеля кому Витька продал?

– Не знаю… Не знаю… – бормотал Шаринец, втягивая голову в плечи.

– За два червонца кому Витька бумаги продал? Пятерку прибавить у кого Витька просил?