Кортик фон Шираха

– Анатолий, или как вас… Хэрр Брауншвайгер, концепция изменилась, ваш соглядатай Сигизмунд наставил меня на путь истинный. Слушайте условия контракта. Я выхожу из банка, вы меня не валите, ибо бесполезно. Товара у меня нет. В банке, как вы слышали, наверное, ключ от ячейки в другом городе. Мне надо вылететь в Москву с этим ключом. Могу вам его отдать, могу сказать, где товар, но только если вколете сыворотку правды. Поверьте, я захеджировался от вас, хотя был уверен, что вас уже нет в живых. Тем не менее. Я прилечу в Москву, поеду домой спать. Утром подайте мне машину к подъезду, лучше «Майбах». Такая услуга есть в вип-такси. Поеду в банк и отдам вам ваше искомое сокровище. Черт с вами, вершите судьбы мира. Да! И еще. Пополните мне карту на 9000 евро. Иначе никуда не поеду. Мне нужны часы. Без них опоздаю на рейс. И последнее: я не полечу из Цюриха экономом. Или купите мне бизнес-класс, или пополните мою карту на пару тысяч евро еще. Вашего Сигизмунда можете дать мне с собой, он прикольный. Я ясно выразился?

Собеседник ответил мгновенно.

– Нам ясно. Вы все получите. Не глупите только. И не рассчитывайте уйти в мир иной так быстро. С вас – кортик, Артем Валерьевич. Не знаю, чем вы очаровали господина фон Арнсберга, он сейчас слышит нас, но он любезно попросил, чтобы сначала вы решили вопрос с кортиком, а потом занялись кадильницей. Мы – партнеры, и, выполняя его просьбу, я прошу вас начать с уголовного дела, где вещдоком проходит кортик. Вам ясно?

– Мне ясно, Анатолий, – ответил Артем, еще не веря, что все удалось, во всяком случае он еще поживет, и поживет красиво.

– И да, Артем… Я вас очень прошу, не играйте с нами. Поверьте, мы сможем доставить вам неприятности, если заиграетесь. Вам просто везет, уж не знаю по какой причине. Идите за часами, деньги уже на счете. 30 тысяч. С запасом. Можете не мучиться у банкомата, оплатите картой. Мы как-то переживем потерю.

– И главное, – твердо сказал Артем. – Верните Оксану. Я хочу получить доказательство того, что она жива, прежде чем сяду в самолет в Москву. И второе, она должна прилететь в Москву. Я меняю ее на артефакт прямо там, в банке. Или на кортик. В зависимости от того, что добуду быстрее.

В трубке зазвучал голос фон Арнсберга, что-то говорящего Глыбе по-немецки.

– Артем, слышите господина фон Арнсберга?

– Слышу, но не различаю слов, – ответил Каховский.

– Он говорит, что бабу вашу получите там, где оставили. Целой. Но после того, что она учудила тут, никто ее в Москву не повезет, это не обсуждается, Артем. Привезете кортик, получите вашу Оксану. Целой.

– Анатолий, вы дважды повторили – целой. Мне не нужна мертвая, но целая Оксана. Она мне нужна живая и невредимая. И что значит я привезу кортик? Я что, специалист по контрабанде?

– Нет, Артем. Вы – хороший юрист. Как-то оформите, как-то привезете. Наши люди будут рядом, если что – помогут. Если честно… – Глыба чуть приглушил голос. – Если честно, я не совсем понимаю, зачем ваша персона господину фон Арнсбергу. По мне, так я бы кортик вывез сам и без вашего непредсказуемого старания. Но, еще раз повторю, мы с ним партнеры, так что я уважаю его желания.

Глава 25

Артем разглядывал отливающий богатством циферблат новеньких швейцарских часов, сидя в кресле бизнес-класса рейса Аэрофлота Цюрих – Москва. Стюардесса любезно принесла шампанского в высоких бокалах, делая уже третий заход к двум командировочным мужчинам: Артему Каховскому и Сигизмунду Причалову. Сизи задумчиво в улыбке шевелил губами, видимо, что-то покупая себе на заработанные полторы тысячи евро от сделки с артемовым хронометром.

– Странно, – сказал Артем. – Цифра четыре римская, но она же пишется не так? Тут четыре палочки.

Он обратил циферблат к лицу Причалова.

– Римская четверка обозначается обычно как вертикальная палочка и буква Ви[11].

Сигизмунд вгляделся в золотое кольцо циферблата, отстранив руку Артема подальше из-за близорукости.

– Это совсем неудивительно, Арти, – спокойно ответил он с видом знатока. – Это не подделка, не волнуйтесь. Такая же четверка на часах на площади Сан-Марко в Венеции. Красивые такие, там на углу пощади, видели, наверное.

Артем ответил, что видел, только четверки не помнит. Возможно, Сигизмунд и прав.

– Прав, прав, – повторил Сигизмунд. – В конце XVI века часики те открыли.

– А почему четверка такая? – продолжал интересоваться Артем.

Сигизмунд зевнул.

– Кто знает? Может, для симметрии, может, чтоб не путали с шестеркой (VI), в средние века ж дело было, народ – темный, а часы только на площадях и стояли. Я еще слышал, какой-то король отругал часовщика за правильную четверку, которую тот сваял, тогда как сам король не знал верного написания, с тех пор и пошло так – неправильно, просто четыре палочки.

– Вот эта версия больше похожа на правду. Короли не ошибаются, – с усмешкой сказал Артем. – Не часовщикам указывать королям, как четверки пишутся.