Корунд и саламандра, или Дознание

– Так, – грустно соглашается король Анри. – Такова судьба всех принцесс, дочь моя. А чего ты хотела? Красивого, молодого, голоштанного карьериста вроде этого вашего Ожье? Чтобы его давно обнищавший род вел начало от самого Карела Святого, чтобы он носил тебя на руках и претендовал на мою корону? Нет, дочь моя! Ты станешь королевой Двенадцати Земель. Этот брак принесет мир нашим границам… Что же касается твоего будущего супруга, так вот тебе мой совет – роди ему законного наследника, а после развлекайся, как сможешь. Повторяю, Марго, из всех возможных мужей этот лучший не только для Таргалы, но и для тебя. Или ты предпочла бы стать женой кнеза Ольва? Он тоже ищет союза со мной. Что же ты молчишь, дочь моя?

– Я думаю, отец мой… думаю, сколь печальна участь королей! Они покупают себе жен и продают своих дочерей. Вы дали мне жестокий совет, отец мой король.

– Именно так поступала твоя мать.

«Ох, Марго… и когда ты выучилась так обжигать взглядом?!»

– Я слыхала об этом, отец мой король. Ваш двор обожает сплетничать.

– Это чистая правда, дочка. Как и то, что слыхала ты обо мне. – Король яростно скалится и щурит глаза, становясь на краткий миг неуловимо похожим на злобного дикого кота. – Ведь слыхала, а?

Принцесса вспыхивает и поспешно опускает глаза. А король смеется страшным, коротким и хриплым смехом, а потом говорит ей тихо и почти нежно:

– Мы с твоей матерью с самого начала не питали иллюзий. Королевские браки – это политика и только политика. Смирись, дочка, и забудь своего Ожье.

Тут уж смеется Марго:

– Ох, да не мой он, отец! Мы просто напускали туману! Ожье любит Юлию, а пан Готвянский… ты же понимаешь, да? Он мигом окрутил бы ее с каким-нибудь богатым соседом… совсем как ты меня… – Принцесса хмурится было, но тут же задорно улыбается. – Однако ты никогда не запрещал мне строить глазки кавалерам, отец мой король!

– Когда и повеселиться от чистого сердца, как не в девичестве, – задумчиво говорит король. – Именно так говаривала твоя мать, признаваясь мне в прошлых проказах. Мы с ней неплохо ладили, Марго. Понимать друг друга куда полезнее для короля и королевы, чем любить. Запомни это, дочка. Так твоя Юлия, значит, тоже любит этого Ожье?

– Отец, ты ведь не скажешь пану Готвянскому?

Король хохочет:

– Хитра ты, дочка! Прекрасно ведь знаешь, как зол я на пана с того дня, как Готвянь пригрела аббата Витаса! Э, уж не рассчитываешь ли ты, что я выдам панночку Юлию замуж в пику ее чванливому папаше?

– Отец! – Марго вскакивает и хлопает в ладоши. – Это замечательно! Как ты угадал!

– Однако же для такого выкрутаса нужен повод, дочь моя! Даже король не вправе распоряжаться самочинно дочерьми своих подданных!

– Вот еще! – Марго высокомерно поводит острым подбородком, презрительно морщит носик. – Уж ты-то, отец мой король, можешь не рассуждать передо мной о праве. Все твои подданные давно, кажется, уяснили, что высшее право Таргалы – твое королевское слово.

– Добавь еще, что пан Готвянский – почти что мятежник!

– Но ведь он и впрямь прогневил тебя? – невинно уточняет принцесса, словно не заметив насмешки в словах отца.

И король тает. Он и так, верно, не привык отказывать дочке, а уж сегодня…

– Марго, ты ведь пришла поплакаться о собственной свадьбе? С чего вдруг пошли хлопоты о чужой?

– Разве плохо, когда хоть кто-то рядом с тобой счастлив? – печально отвечает принцесса. – Я ведь не дура. Я прекрасно понимаю, что скандалить глупо, что лучше Андрий, чем Ольв, что мир с восточниками стоит большего, чем счастье бедной девушки, которую угораздило родиться дочерью короля… Ах, отец! Почему, почему жизнь так несправедлива?!

– Поплачь, дочка, – вздыхает король. – Поплачь, пока мы вдвоем здесь. Завтра ты должна хотя бы казаться счастливой. Девочка моя, короли не вольны в своей судьбе. Такова плата за власть над судьбами других.

– Отец, отец…

– Смирись, Марго. Твоей матери тоже пришлось когда-то смириться, да и я брал ее за себя не с легким сердцем.

– А Нина? – недобро спрашивает Маргота.

– А что Нина? – Король пожимает плечами, и в голосе его – одно лишь усталое равнодушие. – Нина – это наследник. Не будь Карела, на мою корону претендовали бы твой муж и сынок твоей тетки Оливы. Два одинаково сомнительных наследника – это смута, понимаешь?

– Конечно, отец. Я говорила уже, что я не дура и совсем не это имела в виду. Пришлось ли смириться матери наследного принца?

– Ну, я не очень-то ее ограничиваю. Ты и про нее кое-что слыхала, а?

– Более чем, – презрительно чеканит принцесса.

– Карел – мой сын, и Нина достаточно любит его, чтобы быть образцовой матерью. Мне этого довольно. Ты успокоилась, дочка?

– Наверное…

– Тогда ступай. И, пожалуй… да, пришли мне Юлию.

– Сразу же, отец! – Марго убегает, подхватив пышную парадную юбку, и легкое эхо ее шагов быстро затухает.

Король Анри Грозный опускает голову на стиснутые кулаки и тяжко вздыхает; тихий голос его полон боли:

– Марго, Марго… воистину ты дочь матери своей, Маргота…

3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене