Корвет «Бриль»

Имена он побоялся назвать. Да, в городе орудует шайка спекулянтов. Предводитель ее, «Форд», старательно прячется. Он часто в разъездах. «Франкония», надо полагать, привлечет его. Предвкушаемый «большой бизнес» — вот, пожалуй, самое существенное в показаниях Носа.

Все это капитан уже сообщил Чаушеву скупыми, но очень емкими словами, из которых каждое стоит нескольких фраз. И так же лаконично изложил свои намерения. Но ведь стянуть петлю надо так, чтобы в нее попал самый крупный зверь.

Чаушев сам видел фарцовщиков у гостиницы. Они до смешного неуклюже притворяются случайными прохожими. Заглядывал Чаушев и в «лягушатник». Никто не обязывал его. Но ведь он помнит этих лоботрясов малышами, славными малышами. Давно ли они пускали по весенним ручейкам самодельные кораблики! Чаушев знает и родителей. Отец Носа, к примеру, замечательный труженик, один из лучших разметчиков на судоремонтном заводе. Яблочко далеко укатилось от яблони. Почему? Ответить нелегко… Нет, эти юнцы, сбившиеся с пути, не безразличны для Чаушева.

Мысли Чаушева, его знание людей, города нужны Соколову. Нужны постоянно, хотя внешне это ничем неуловимо. Соглашается капитан или возражает, он делает это главным образом про себя.

Впрочем, сегодня у Соколова особая, срочная надобность. Что представляет собой «Франкония»? Какова ее репутация у пограничников-контролеров?

Что ж, репутация неплохая. Для Чаушева суда — как люди. У каждого индивидуальный характер. Понятно, есть посудины куда более беспокойные. Взять ту же «Вильгельмину» с ее вечно пьяной, драчливой командой, набранной в разных странах, с бору по сосенке. Или вот отчаливший третьего дня «Дуйсбург». У тамошнего боцмана за спекуляцию пришлось отобрать пропуск на берег. Обозлившись, боцман швырнул в часового бутылкой с палубы… А «Франкония» — громадный туристский лайнер, команда вымуштрована, ведет себя прилично. С капитаном — румяным толстяком Борком — конфликтов не было. Вот среди туристов есть всякие… Прошлым летом одна леди пыталась увезти дюжину платиновых колец да десятка четыре золотых монет царской чеканки. Ссыпала все в банку с вареньем. А другая насовала золото в детские игрушки. Таможенникам такие уловки не внове.

Один господин возвращался на «Франконию» увешанным советскими фотоаппаратами. Тут же вмешался часовой у трапа. Как ни хорошо кормят у нас гостей, турист не мог так располнеть за один день. Пальто на нем буквально трещало.

Соколов молча слушал, иногда быстро, мелким почерком записывал что-то.

— А на команду я не в претензии, — повторил Чаушев. — Она-то по струнке ходит. «Франкония» — судно известное.

Оставшись один, Чаушев помахал рукой, — капитан сжал ее, прощаясь, словно стальными тисками. Ох и силища!

Уже пора обедать. Чаушев прибрал на столе. Вышел без шинели. О бетон причала мягко шлепала теплая волна.

«Два и две семерки», — возникло в памяти. Весьма возможно, сигналы имеют прямое отношение к «большому бизнесу», к главарю фарцовщиков, столь упорно окружившему свою личность ореолом тайны. Верно, сам еще молод, но ловко учел психологию своих безусых подручных…

У плавучего крана заботливо рокочет буксир, тычется кормой. Сейчас кран уберут отсюда, откроют и этот причал для начавшейся навигации.

6

— Прямо и направо, — услышал Вадим.

Девушка улыбалась ему, локоны сияли, весь справочный киоск наполнился солнцем. Как хорошо, что Гета Леснова и в самом деле — Маргарита. А главное — нашлась! И живет рядом… Эта Леснова небось гордячка и не оценила симпатичного молодого человека, не желает его видеть, но он настойчивый, он добьется своего. И, как знать, не принесет ли ему бумажка с адресом счастье навек.

Вадим и не подозревал, разумеется, что ему в киоске уже прочат свадьбу. Самое имя — Гета — вызывало досаду. Отчего не Рита? «Гета» звучало чуждо и вызывающе, почти как «Тип-топ» на этикетке лондонской блузки.

Видел он Валькину зазнобу всего один раз. Фифа! Правда, разглядывать было некогда. Они садились в машину у парикмахерской, на проспекте Мира, она и Валька. Машина — красота! Новая «волга» кофейного цвета. Вадим окликнул Вальку. Тот кивнул, держа приоткрытую дверцу, а девица — подумаешь, как некогда ей! — оглянулась, потом оттеснила Вальку и, прошуршав платьем, села за руль.

А Валька замешкался. Может быть, он все-таки сообразил, что надо познакомить друга… «Поехали!» — позвала она, и Валька, бедный Валька послушно юркнул за ней, и они уехали, обдав Вадима горькими клубами выхлопного газа. В памяти остались большие, словно нарисованные, глаза девицы, пышная прическа, властное «поехали!».

Наутро Валька сказал, что был на вечеринке. Спросил, как понравилась Гета. Вадим ответил мрачно: «Я больше на машину глядел. Ты же не знакомишь меня». Валька смутился. Да, машина мировая, собственная машина отца Геты, знаменитого хирурга. Вадим спросил, где учится Гета. «Поступает в институт», — сказал Валька. Вадим фыркнул, — на дворе зима, вовсе не сезон для приемных экзаменов. Не удержался, брякнул: «Который год поступает?» В то утро они чуть не поссорились.