Как-то раз он вычитал, что есть непротыкаемые баллоны. Обрадовался, поведал ребятам в группе. Ведь он мотоциклист, правда, пока только в мечтах. Вот и подхватили словечко!
Радий оглядел схему мотоцикла над койкой Вадима, хмыкнул, потом бросил взгляд на столик Валентина, на его полочку с книгами — учебники вперемежку со стихами, — хмыкнул еще раз и повернулся на каблуках:
— В общем, поручается тебе. Договорились? Во-первых, ты друг Савичева; во-вторых, дружинник.
— Бывший, — уточнил Вадим.
Радий уже не слышал, за ним щелкнула дверь. Фу, что за манера исчезать так внезапно! Вадим нахмурился, отработал несколько прыжков и начал приседания.
Заладил же Радька! Разве не ясно было сказано: он, Вадим Коростелев, больше не дружинник.
Силой не заставят. Дело добровольное. И краснеть ему не приходится, — не из трусости же он так поступил и не из-за других каких-нибудь низких побуждений. Тут вопрос совести. На комсомольском собрании он выложил все начистоту.
Да, ушел из дружины! Головы дурные у них в штабе, потому и ушел. К одежде придираются! До чего докумекали: линейки выдали патрульным, брюки измерять. Норму установили — двадцать три сантиметра ширины. У кого у́же — тащат в милицию. И ведь хороших парней тащат, не буянов, не пьянчуг. Только за то, что одеты не так. А кого касается? Ну, можно дать дружеский совет, если человек ходит, как чучело. Но хватать за шиворот…
Радька корил Вадима: уход-де самочинный, надо было сперва посоветоваться с комсомолом.
«Твою отставку мы еще должны утвердить, — кипятился комсорг. — Ишь министр непротыкаемых баллонов! Ну, дураки в штабе, ну, идиоты, правильно! А кто им будет вправлять мозги? Вольф Мессинг?»
Вольф Мессинг выступал в Доме культуры порта. Никакие он не вправлял мозги, а угадывал мысли. Нелепая привычка у Радьки — подхватит какое-нибудь имя — с афиши, из книги — и сует ни к селу ни к городу.
С тех пор прошло месяца два. На повестке дня другие вопросы, а Радька, переходя к очередной задаче, начисто забывал предыдущую. Вадим давно уже не слышал из его уст слово «дружинник».
Но что верно, то верно, Валентина искать надо. Эх, нет адреса тетки! Наталья… Наталья Ермолаевна, кажется. Или Епифановна?..
Разбалтывая в кипятке сгущенный кофе, он спрашивал себя: с чего же начать поиски? Что могло стрястись с Валькой? Он чувствовал себя осиротевшим. Вот сейчас, за завтраком, Валька раскрыл бы книжку и стал бы гонять его по правилам уличного движения. Устройство мотоцикла Вадим уже сдал, остались правила. Он взял книжку, полистал.
Дорожные знаки. Кружок, внутри две машины. Что это значит? Вадим закрывает текст рукой. Обгон запрещен.
Нет, без Вальки не то… С ним как-то яснее. Правда, в последнее время он помогал не очень-то охотно. Рассеянный какой-то, нервный. Ему отвечаешь, а он и не слышит. Кивает с самым бессмысленным видом. Влюблен бедняга! Вадим презрительно усмехается. Такая любовь, как у Вальки, — хуже болезни.
Вадим встает, смахивает со стола крошки, лезет под кровать. Поглядеть разве, что в том пакете…
Сейчас только вспомнил!..
Пакет появился в комнате в субботу. Валентин принес его откуда-то и сунул под кровать. Был хмурый, злой. Верно, повздорил со своей девушкой… А в воскресенье, прежде чем исчезнуть, Валька достал пакет, положил на колени и сидел, раздумывая. И, похоже, хотел что-то сказать. Потом затолкал обратно под койку и вышел, не попрощавшись.
Прижатый продавленной койкой, пакет застрял, Вадим выволок его, чертыхаясь.
Конечно, нехорошо рыться в чужих вещах. Но, может быть, сейчас что-то откроется. Что?.. Вадим не мог бы объяснить, чего он ждет, — просто ему вспомнился другой пакет. Этот — большой, в плотной, трескучей оберточной бумаге, а тогда, с месяц назад, Валька спрятал под койку пакет поменьше, в газете. Перехватив взгляд Вадима, буркнул: «Для тети Наташи».
Подарок тете? Было бы на что! Вадим не требовал откровенности, он сам не выносил расспросов. Оба сдержанные, немногословные, они сближались исподволь.
Черт, ну и узелок! Разрезать веревку Вадим постеснялся. Фу, наконец-то!..
Вадим отдернул руку. Он словно обжегся. В луче солнца, упавшем на койку, огнисто полыхала ярко-красная ткань. Ворсистая материя вкрадчиво ласкалась. Женское… Мелькнул белый квадратик, пришитый к вороту. «Тип-топ», — прочел Вадим, а ниже, очень мелко, стояло — «Лондон».
Еще блузка. Тоже «Тип-топ», только голубая. Вадим разрыл пакет, обнаружились смятые в комки чулки. Все женское… Откуда у Вальки?
В памяти ожила тетка — Ермолаевна или Епифановна… На минуту Вадиму сдалось, что эти вещи, женские вещи, должны иметь какое-то отношение к ней. Но нет, тетка же наверняка седая, старая. А тут — «Тип-топ», игривое, как припев, разные шелка или как это еще называется…