Корзина полная персиков в разгар Игры

против разбойников. В результате, подполковник начитает покровительствовать некоему хунхузу Линчи, которого в прессе назвали «полковником хунхузов». Маньчжурские власти обещали за поимку Линчи огромные деньги, а тот сбежал в Корею под крылышко русского офицера Генштаба и имел ещё жалование от Товарищества, которым руководят столь высокопоставленные лица… Возможно, что Мадритов и Линчи были знакомы уже со времён покорения восставших. Хитрый хунхуз заводит карточки с начертанным на них своим именем на русском и китайском. Лишь обладатель такого ярлыка мог себя чувствовать спокойным во всей северной Корее, кишащей уже бандитами, стягивающимися из обезлюдевшей после резни 1900 года Маньчжурии. Имя Линчи, как и самого Мадритова, внушает местным жителям неподдельный трепет. Сам же Линчи опасается только Мадритова. Помимо охраны, Линчи со своими головорезами доставляет лодки и лодочников для перевозки леса ниже горных потоков, куда лес прибывал сплавом. Никто там не смеет отказаться работать на Товарищество и за сущие гроши. Вскоре Линчи со своим хозяином показалось и этого мало и оба начинают чинить произвол. Шайка Линчи уже ворует лес у соседних иностранных концессий и всё им сходит с рук. Мадритов на всё закрывает глаза. Не исключено, что та же банда Линчи, но может и другие хунхузы убивают в начале июня заведующего строительством в Николаевском, не поладив с ним, и оставляют те самые косточки в его глазницах. Японские лесопромышленники буквально разъярены от такого грабежа. Уже весной нынешнего года, прослышавший об этом военный министр Куропаткин запретил Мадритову службу в Товариществе и тот вынужден был передать свои дела малоопытному егермейстеру Балашеву. Самоуверенный егермейстер, находясь в Порт-Артуре, поспешил избавиться от сомнительного подручного-хунхуза. Его приказ убрать хунхуза на Ялу полностью игнорируют. Тогда Балашев посылает от устья Ялу пароход с отрядом солдат, которым велено пригнать китайца под конвоем. Как только они прибывают в Николаевский, Линчи исчезает. С этого дня посёлок живёт денно и нощно в страхе нападения хунхузов, а разбой на пресловутом Дальнем Западе в прошлом веке, на мой взгляд – просто детский лепет по сравнению с тем, что творится уже десятилетиями в наших краях («Не зря мне советовали прихватить личный револьвер» – мелькает в голове Глеба). Из устья Ялу, сразу же, полезли морские хунхузы, против которых приходится присылать вооружённые катера из Порт-Артура». Подобных бумаг в папке ещё хватало, были и чисто политические обзоры, видимо Лебедев разделял мнение Стефанова, что им пора заняться немного и политикой: «В 1896 году имело место установление совместного русско-японского протектората над Кореей при фактическом преобладании России. Через два года Россия арендует на двадцать пять лет Порт-Артур и Ляодунский полуостров и добивается согласия китайского правительства на постройку железной дороги Порт-Артур – Харбин. После ввода войск в Маньчжурию для подавления Боксёрского восстания в 1900 году Россия фактически оккупировала Маньчжурию. Великобритания настаивает на немедленном выводе войск. В Санкт-Петербурге, с тех пор, идут дебаты, что лучше для нас: вывести их скорее, или протянуть с выводом? В следующем году начинаются переговоры между Великобританией и Японией о военном союзе. Открыто движение поездов по Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), построенной русскими в Маньчжурии. В ноябре 1901 года Японский принц Хиробуми Ито прибыл в Санкт-Петербург для достижения согласия России с японскими планами в Корее. А с декабря Япония прерывает переговоры с Россией, решив заключить Договор о союзе с Великобританией. В конце года в Берлине оформляется партия социалистов-революционеров, сокращенно – эсеров55, которая зародилась ещё два года назад, параллельно с монархическим обществом бессарабского помещика Пуришкевича «Русская беседа». В начале 1902 года Россия обязалась в течении восемнадцати месяцев поэтапно вывести свои войска из Маньчжурии, при гарантии соблюдения определенных российских интересов в этом районе. Россия и Франция сделали совместное заявление о своих интересах в Китае и Корее». «Всё это, конечно, обостряет политическую ситуацию на Дальнем Востоке, – подумалось Глебу, – но мы-то с Францией куда мощнее Англии с жалкой Японией. Но не верю я, что сам Государь наш приложил руку к авантюре с корейскими концессиями. Он выше всего этого». Охотин отложил папку, достал монпансье из жестяной московской коробки и, посасывая, сладко задремал, пригревшись под одеялом. После европейской части России смотреть в окно стало куда занятнее. Природа становилась всё дичее. Ещё пару дней начинался участок от Оби до Енисея. Такой глухой тайги Глеб никогда и не видывал. А народ всё бегает по вагону за кипятком в буфет, где покупает тощих жареных цыплят, а на всё более редких станциях обязательно приобретает солёные огурцы, картошку в мундире и ягоды. Впечатление, что всех пассажиров обуял невиданный голод. Уже нет былых гор пирожков разных сортов и вездесущих татар-разносщиков, что были в Сибири. На станциях голосят торговки и торговцы горячей «картовью, солёными грибками» да прочей снедью. Степенные казаки-старики по-отечески раздвигают толпу, пытаясь унять пыл продавцов, которые норовят влезть в вагон, невзирая на протест проводника. Охотин избегал общения с кем бы то ни было и запирался в своём купе. У Байкала в те времена ещё приходилось покидать поезд и добираться до противоположного берега озера водным путём, что изрядно затягивало поездку56. Кругобайкальской линии от Иркутска до Мысовой на восточном берегу озера ещё не было. Только по участку Москва-Иркутск состав двигался одиннадцать дней! Ещё два дня спустя поезд незаметно пересёк Забайкалье и въехал в совершенно плоские Маньчжурские степи. Теперь уже они неслись по столь нашумевшей недавно Китайско-Восточной железной дороге – КВЖД, любимому детищу Сергея Витте57, на которой и по сей день случались нападения хунхузов на составы. «Вот и попал впервые за границу» – проносится в голове Глеба. Охотину бросилась в глаза монументальная помпезность станций на новом участке дороги после убогой преждевременной ветхости сибирской. «Почему Витте бросает все средства только на чужую территорию? Не странно ли это?» В тот вечер задул сильный ветер, да так, что в купе Глеба стало подвывать в щелях, навевая уныние. «Эолова арфа какая-то, а не вагон, чёрт бы её побрал. Сплошной Жуковский58 часами!» Вспомнил, как Миклухо-Маклай у себя на Новой Гвинее специально смастерил эолову арфу, чтобы воздействовать на своё окружение, поддерживая репутацию колдуна. «Да, было когда-то время на чтение о пленительных заморских путешествиях. Хорошо жилось тогда, подростком. Всё было ясно и понятно и на своих местах. И семья, и предки-герои, и герои-путешественники. Преклонялись и перед Суворовым и Пржевальским и многими другими, а теперь что поговаривают? Что тот же Суворов – душитель свободы, едва зародившейся в Европе, под стать самим монархам, что даже Пржевальский – слепое орудие в руках имперских колонизаторов, угнетателей окраинных народов. Чего только не услышишь от тех же Бори с Митей…» На станции, уже в сумерках, Глеб сорвал пучок пахучей степной травы, положил его себе под подушку и продолжил чтение политического обзора своего начальника при тусклом свете лампочки: «Витте создаёт Русско-китайский банк с участием четырёх французских банков и выступает за железнодорожное строительство в целях экономической экспансии59 – это его конёк. Однако он уверен, что союзнические отношения Японии с Англией и Америкой могут сильно осложнить наше положение на Дальнем Востоке…» Тут же была вложена записка от Лебедева о том, что «Витте начал пробивать мечту Александра III о строительстве стратегической дороги к Тихому океану. Дальневосточные земли были слишком отдалены и уязвимы с военной точки зрения. Эта мысль появилась ещё в 1870-е годы, но временно была забыта, как финансово непосильная. В ходе проектирования в 1894 году стало ясным, что если часть железной дороги проложить по территории Китая, а не через Сибирь, строительство обошлось бы дешевле и завершилось бы скорее».