Бейз ушел, а Вийон остался на балконе. Он смотрел на город и небо, стараясь не замечать то, второе, небо над небом, что было расположено выше. Предоставленная свобода казалась невыносимой, терзала и выворачивала душу наизнанку – или то, что заменяет душу призракам и чересчур самостоятельным фантазиям. Но существовал ли выбор вообще? Или же он и так давным-давно все решил, и спорил лишь потому, что не хотел принимать решение, навязанное кем-то другим? Проще было спорить с Безликим, чем соглашаться с самим собой.
«Как странно, – подумал Вийон. – Я полагал, что делаю корзину желаний лишь потому, что этого требовал Бейз – но он, как оказалось, всего лишь помогал мне осуществить мою настоящую волю. Я бегал по городу, разыскивая Айнри Тозола, донимая всех подряд вопросами о нем – но на самом деле все это время я искал себя самого. Вспомнит ли Айнри обо мне с теплотой хотя бы на мгновение после того, как проснется?»
И, подумав так, Вийон Рауп, смиренный и бедный корзинщик из Нижнего города, сомкнул глаза – а открыл их гордый и своенравный вельможа, придворный маг императора Ильсильвара, великий волшебник Айнри Тозол.
10
Дом алхимика располагался в Дымном переулке, где из труб вместо обычного дыма поднимались пары ртути и кипящего свинца еще в те времена, когда Средний город был единственным внешним кольцом, окружавшим Верхний. За прошедшие века мало изменилось, не считая лишь того, что наиболее удачливые и богатые алхимики переселились повыше, а менее удачливые, начинающие или те, чьи эксперименты порождали слишком много неприятных для обоняния и вредных для легких паров, переселились в Нижний город, на Зольную улицу. Норис Белтарид, будучи человеком известным и далеко не бедным, вполне мог бы позволить себе переезд в Верхний город, но чрезвычайная скупость не позволяла ему это сделать. Даже заказ на дом Байлу Хадзи он сделал, рассчитывая не поселиться в Верхнем, а выгодно перепродать дом, внутреннее пространство которого было бы больше внешнего. Поэтому он оказался так взбешен «обманом» – желай он приобрести новое жилище для себя, Норис, возможно, согласился бы подождать еще, но поскольку дело касалось денег, его подозрительность и нетерпимость возросли десятикратно. Имея возможность выкупить едва ли не половину Дымного переулка, он ютился здесь в одном из самых старых и кривых домов (при том, что и до сих пор Дымный переулок считался худшим местом для поселения в Среднем городе), а из всех слуг держал только старую кухарку и здоровенного, хотя уже и пожилого, сторожа, служившего Норису также конюхом и телохранителем. Слугу этого звали Харбус, он был хальстальфарцем с примесью эйнаварской крови – огромным, широкоплечим, с бандитской физиономией, изуродованной левой щекой и отсутствующими же с левой стороны зубами. В Ильсильвар Харбус сбежал после бурной молодости, итогом которой стало изуродованное лицо, несколько шрамов на теле и статус «вне закона» в нескольких городах Речного королевства. В Ильсильваре Харбус остепенился, перестал пить вино – от которого происходили почти все его беды, нашел работу, на которой почти ничего не нужно было делать, и так привык к ней, что прожил в доме Нориса почти тридцать лет без каких-либо эксцессов, вполне завоевав доверие своего господина.
И вот теперь эта здоровенная туша возвышалась над Вийоном подобно горе и пристально глядела на него через прищуренные, глубоко посаженные глазки, в которых плескались подозрительность и агрессия – не потому, что Вийон успел совершить что-то такое, что могло бы разозлить Харбуса (несчастный корзинщик всего лишь постучался в дверь по адресу, сообщенному ему Байлом), а потому, что таково было всегдашнее состояние Харбуса.
– Ты кто? – Процедил громила.
– Я… я… Вийон Рауп… простите…
– Не мямли. – Хрипло оборвал корзинщика Харбус. – Что надо?
– Мне нужно… – Вийон почувствовал, что у него пропал голос. Сглотнул и повторил еще раз:
– Мне нужно увидеть вашего господина, Нориса Белтарида. Очень важное дело.
– Какое еще дело? – Скривился Харбус. – Ты вообще кто ты? Что ты?
Вийон понял, что если он начнет объяснять, что ему в действительности нужно и о чем он собирается говорить с Норисом – его точно не пустят. А то и отделают так, что потом даже сотоварищи-корзинщики не узнают.
– Я должен… – Вийон снова сглотнул и постарался говорить увереннее. – Должен ему кое-что передать.
– Я передам. – Харбус протянул руку.
– Нет, это… на словах. Кое-что важное. Важное сообщение.
Харбус несколько секунд молча смотрел на худощавого человечка, ростом достававшего ему едва ли до середины груди, а весом уступавшего хальстальфарцу, как минимум, втрое. Взгляд его был злобен и раздражен. Вийон уж было подумал, что жуткий сторож с волосами цвета грязной соломы сейчас его убьет – просто сдавит шею двумя пальцами и слегка их сожмет – но тут на лице Харбуса отразились какие-то мучительные внутренние процессы, связанные с попыткой что-то вспомнить или сопоставить.
– А, так ты от Милгая Арсина? Принес ответ?