— Это… — начала она, — мое выпускное платье. Я никогда не выбрасываю хорошие платья. К тому же, они часто работают, как машины времени. Сегодня третье июня 1978 года, и мы едем на выпускной бал. Я специально купила это платье, а ты принес мне милый браслет с цветами гардении, — из сумочки она вытащила белую коробочку: — Ух ты! Как здорово, я могу прикрепить его куда захочу… На платье он играть не будет… — она смотрела на лиф своего платья, демонстрируя голые плечи. — Зато он отлично будет смотреться на моем ободке, — она сняла с волос лиловый с серебром атласный ободок и прицепила букетик гардений справа: — Вот так, — она снова надела ободок и повернула голову к Мэтту, который кивнул в знак одобрения, хотя и был все еще изумлен. Тем временем Темпл продолжала: — На тебе… — она посмотрела вперед, в даль, где уже становилось совсем темно, как заказывали, — простой белый вечерний жакет, очень подходяще. А вот и твоя бутоньерка. Ничего кричащего. Ненавижу безвкусные цветы, как и ты, — она потянулась к нему, чтобы прицепить к его лацкану красную гвоздику. Теперь он выглядел крайне обеспокоенным и даже запуганным. Темпл с облечением вздохнула и снова откинулась на спинку сиденья: — Я не могу сказать тебе, как прекрасно это выглядит, потому как еду в приличной машине с очень приличным шофером.
— Не кажется ли тебе этот выпускной бал немного пустынным? — решился намекнуть Мэтт.
Она улыбнулась. По обеим сторонам машины распласталась бескрайняя пустыня, и только где-то совсем вдалеке, в зеркале заднего вида, слабо мерцали огни Лас-Вегаса — единственный признак цивилизации. Темнота опустилась на пустыню со скоростью черного бархатного занавеса на сцене.
— Как далеко мы направляемся? — спросил он. Посмотрим, подумала Темпл, а вслух ответила:
— Остановись в том месте, которое подходит под мое описание: темное и уединенное.
Несмотря на пустоту вокруг, со всех сторон вдалеке поблескивали чьи-то частные владения. Наконец Мэтт чуть притормозил и свернул с грязной дороги, проехав еще несколько метров по песку, прежде чем полностью остановиться.
— Темпл…
Она повелительно подняла руку, точно кондуктор. Это была ее неспетая песня, и теперь она уж точно ее споет.
— После выпускного бала теперь девушек обычно отвозят в пригородные гостиницы, где номера стоят целое состояние, и все пытаются вести себя, как крутые, а потом ужасно разочаровываются. Но мы с тобой ходим в небольшую школу в маленьком городке, так что у нас есть только школьный спортзал весь в гофрированной бумаге и со старомодным серебряным диско-шаром. Посмотри, вон он! — она наклонила голову, чтобы рассмотреть небо за ветровым стеклом. Мэтт сделал то же. Им услужливо показалась луна, чуть подкрашенная сверху синеватым из-за частично тонированного лобового стекла. Сегодня тринадцатое полнолуние, как прочитала сегодня в газете Темпл. Идеальное время.
Она вынула кассету из утробы своей бездонной сумочки и воткнула ее в приемник, но не до конца:
— Может, стоит сперва осмотреть зал.
Мэтт вылез из машины и подошел с ее стороны, открывая дверцу.
— Спасибо, — довольно улыбнулась она в манере шестнадцатилетней девочки. Какая вежливая юная леди!
Она прихватила с собой сумочку, а потом, обойдя машину, открыла дверцу со стороны водителя и включила потушенные Мэттом фары.
— О, декораторы постарались на славу, — бредила она, простирая руки высоко в усеянное звездами небо.
От заката осталось одно лишь воспоминание — последней красной волной он озарил неровные горы. «Шевроле» был оазисом света в этой черной пустыне. Его фары врезались в синюю бархатную темноту, точно огромные столбы от прожекторов, которые обычно устанавливают на рок-концертах.
— Темпл. Свет посадит наш аккумулятор.
— Не больше, чем приемник, — она наклонилась и потянулась через сиденье, чтобы включить музыку, которая тут же заполнила тихую пустоту вокруг.
Снова выбравшись из машины, она поставила на капот свою сумочку и вынула из нее маленькую фляжку.
— Разумеется, у нас есть этот традиционный липкий, розовый и чересчур сладкий пунш, который, должно быть, сделали на основе гавайского пунша. И еще, но это между нами, ужасный панк Батистовые Ботинки разбавил его водкой, и на вкус он теперь гораздо лучше.
Темпл разлила пунш — он был действительно огненного красно-розового цвета — в два пластиковых стаканчика и передала один Мэтту.
— Темпл, — сказал он. — Ты очень креативная и даже восхитительно сумасшедшая, но…
— Шшш. Это же наш выпускной вечер. Тот, которого у тебя никогда не было, а у меня был, но лучше бы не был. У нас нечасто бывают вторые шансы. Только послушай эту музыку.
— Я не узнаю ее.
— Узнаешь. Я специально записала все свои любимые. Может, они идут и не в хронологическом порядке, но ведь это классика!
В тишине раздавалась песня «У нас есть сегодняшний вечер» Боба Сигера. Темпл протянула к нему руки:
— Давай потанцуем.
Мэтт замер, как парализованный, со стаканчиком невкусного подросткового пунша в руках:
— Я… я не танцую.