Кошачье шоу

Отрицать нельзя, подумала Темпл. Пегги Вильгельм могла больше тридцати лет таить злость на тетку, которая помогла ее родителям «исправить» ситуацию. Скорее всего, Пегги была крайне недовольна тем, что ее заставили отдать ребенка, бросить его. А еще и тетя, которая перестала чувствовать всякую ответственность перед кем бы то ни было, кроме своих кошек. Могла ли Пегги испытывать такой гнев на нее и ее котов, чтобы остричь свою собственную бирманскую кошку, с целью отвести подозрения, а потом стать непосредственной причиной «случайной» смерти своей тети? В ту ночь она была в доме. Воспользоваться возможностью, как говорят по телевизору.

Темпл вздохнула, Икра отодвинулась еще на несколько сантиметров.

Она обещала Пегги не говорить сестре Серафине. Но не лейтенанту Моллине. Хотя подозрения довольно надуманны, и смерть Бландины Тайлер могла быть просто несчастным случаем. Пожилые люди часто слабы, они падают и на ровном месте, а падения эти могут быть смертельными.

Звонки мисс Тайлер и сестре Марии-Монике, конечно, являются результатом чьего-то ослабленного разума, но не похоже, чтобы аноним просто звонил, чтобы поделиться своими фантазиями, какими бы больными они ни были.

Или Пегги Вильгельм медленно год за годом сходила с ума? Винила ли она церковь и тетю в своем позоре и потере самоуважения, тем более теперь, когда отношение общества к ее ситуации стало не таким строгим и бескомпромиссным?

Последний вопрос, которым задавалась Темпл, был самым трудным. Ведь ей доверились. В каком-то смысле даже открылись и исповедались. Но она пообещала не рассказывать ничего только одному конкретному человеку, означало ли это, что ей нельзя говорить вообще никому?

Темпл решила остановиться на этом, пока рассуждения не привели ее к очевидности факта, что рассказывать нельзя никому.

Было ясно только одно: намерения Бландины Тайлер не были такими прозрачными, как все полагают. В сознании Темпл врезалась еще одна мысль, которую невозможно было отрицать после дня, проведенного в доме Тайлер: Бландина коллекционировала не только котов, но еще и марки, тесьму, чулки и, может быть, даже… завещания.

В четыре дня пополудни Темпл в очередной раз пробежалась по квартире, с целью найти Луи. Но безрезультатно. Надев свои сияющие кроссовки, она решила, что раз уж она сунула свой нос в дом мертвой старушки, то может вполне усугубить свой грех, сунув нос в жилище живого молодого мужчины.

Тайком, в полной тишине (спасибо резиновой подошве) поднялась по ступеньками на один этаж вверх, а потом осторожно прошла по извилистому темному коридору, пока не дошла до маленького холла, ведущего к двери Мэтта.

Она никогда не бывала здесь, ведь ее никогда не приглашали, но по номеру на его квартире (одиннадцать) она знала, где он живет. Прямо над ее квартирой. Настенные лампы у двери горели круглосуточно, и не только чтобы создать ощущение уюта, а потому что дневной свет в этот, во всех отношениях, тупик не попадал.

Впервые Темпл вдруг подумала, что затейливый «Серкл-ритц» спроектировали и построили сорок лет назад, в надежде, что придут более спокойные времена, когда преступности не будет. Эти изолированные маленькие холлы перед дверьми должны были нести дополнительную защиту, хотя на самом деле могли оказаться ловушкой.

Возле звонка Темпл заметила бежевую карточку в медной рамке. Это была перевернутая визитка «Контэкт», на которой шариковой ручкой было написано: «Мэтт Девайн». Четко отмеренные печатные буквы, явно написанные кем-то кого учили быть разборчивым и читабельным во всякой документации.

Она позвонила в звонок и удивилась, услышав доносящийся из глубины квартиры звучный «дин-дон». Во всех квартирах звонок был один и то же, за исключением пентхауса Электры. Выглянул Мэтт, взъерошенный, в бежевой футболке, «бермудах» и с босыми ногами.

— Ты спал? — виновато спросила Темпл.

— Нет, но я… ммм не ложился до семи утра, — он посмотрел на свои часы. — Мы договаривались позаниматься? Не сомневаюсь, что я забыл…

— Нет, нет. Я сегодня все равно не готова строить из себя ниндзя. Мне просто стало любопытно…

Он сделал пару шагов назад, открывая дверь шире, казалось, что неохотно:

— Заходи. У меня тут нет ничего особенного, точнее даже, я не сделал ничего особенного с этой квартирой.

Темпл переступила порог, ощущая всю важность момента. Жилище человека может многое рассказать о его хозяине.

Она огляделась вокруг, стараясь не показывать виду, что осматривается. Простота убранства, вернее – отсутствие такового, окатило ее, словно горячей волной: голые деревянные полы, голые французские двери и окна, старый диван без подушек. Неумело прикрученные к стене небольшие книжные полки, в основном без книг. Ящики, служащие столом и просто составленные вместе тут и там.

— Я не привык сам декорировать помещения, — уныло пожал плечами Мэтт, оглядывая свой дом, который больше напоминал пустой склад. — И к тому же, я не знаю, сколько еще пробуду в Вегасе.