Кошачье шоу

— Холодного чая, если можно.

Он еще не успел ее как следует разглядеть, а монахиня уже поспешно скрылась. Возможно, ей тоже, как и ему, требовалось время, чтобы собраться с мыслями перед такой встречей. Ее бойкий голос, такой знакомый, теперь звучал несколько напряженно. Мэтт огляделся вокруг и присел на резной деревянный стул, не сочетающийся с темно-бордовой бархатной обивкой в стиле королевы Анны. Монастырская мебель не бывает новой. Если монастырь построили в пятидесятых годах, она может быть новой только однажды (в самом начале), а светлые, бескомпромиссные линии, намекающие на Скандинавию, слишком просты, чтобы претендовать на стиль с большой буквы. Если же монастырю более тридцати лет, то он напичкан старьем из богатых приходов или домов священников.

Этот деревянный стул явно оказался здесь именно так. Совершенно типичный монастырский стул неопределенного возраста: с голыми подлокотниками и ножками, ужасно неудобный. И все же, он подходил теплой атмосфере помещения. Тогда как сестра Серафина – нет.

Она быстро вернулась, неся в руках поднос с кувшином холодного чая, двумя стаканами, блюдцем с нарезанным лимоном и сахарницей с ложечкой. Мэтт поднялся, чтобы помочь ей разместить все на столике, не преминув завладеть долькой лимона для своей порции чая. На маленьком деревянном столике подле его стула не было ничего, кроме салфетки с плотной серединкой и воздушными оборками по краям, которые торчали, как клоунское жабо. На нее-то он и поставил свой запотевший стакан, в котором плавал лед. Было ощущение, что плавающие в лимонаде холодные кубики передавали душевное состояние Мэтта, тогда как с сестрой Серафиной О'Доннелл, вернее с человеком, которым она была когда-то, они вступали в непримиримый спор.

Некоторое время они сидели в полном молчании, пока монахиня, плотно сжав губы, не попыталась сдержать смешок. Мэтт отпил чай. Потом решил выдавить в него побольше лимона.

— Вы не изменились, — начал он.

— Все мои бывшие ученики говорят это, — самодовольно заметила она. — Они думают, что мне уже должно быть около девяноста.

— Отлично выглядите.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь не видел, как я выглядела до этого, в монашеской одежде.

— Вы по ней скучаете?

Она промолчала, а потом покачала головой. Хотя она все еще носила очки в ужасно потертой оправе. Волосы ее были белыми, скромно подстриженными и завитыми. Состояние такой прически поддерживать легко и недорого.

У сестры было серебряное распятие на довольно большом деревянном кресте с тонкой цепочкой вокруг шеи. Тем не менее, ее наряд был вполне обычным, хотя Мэтт и подумал, что он из секонд-хенда: хлопковая юбка-трапеция цвета хаки, блузка из полиэстера с голубой полоской и коротким рукавом, удобные туфли на низком каблуке, которые, скорее всего, были из искусственной кожи. Ни колец, ни сережек.

В какой-то момент весь ее образ показался ему странно знакомым. Пришлось поломать голову, чтобы догадаться. Зато потом Мэтт улыбнулся: это была точная копия неброского будничного наряда лейтенанта Моллины. Доверьте монахине самой выбрать одежду после того, как ее служба вместе с драматическим средневековым платьем, к которым она так привыкла, остались позади, и она непременно выберет именно это.

Мэтт глотнул из запотевшего стакана еще пару раз, а затем окончательно водрузил его на салфетку:

— Итак, Дева Мария Гваделупская вовсе не так безмятежна, как кажется на первый взгляд. Как же вы здесь оказались?

— Пенсия, — ответила она, скривив рот.

Мэтт с удивлением обнаружил на ее лице едва поблескивающий след губной помады. Как случается со множеством пожилых женщин, седина подчеркнула цвет ее глаз, каре-зеленых. Глубокий розовый оттенок помады завершал новую цветовую схему. В этом не было суетности, только разумное желание выглядеть здоровой в возрасте, когда все остальные уже списали тебя со счетов.

— В Чикаго закрылось так много приходских школ, — продолжила она. — Монастырь превратился в дом престарелых монахинь. Ну, а здесь я хотя бы могу заниматься организационной работой для общины. Но я вне учительских игр. И самое время.

— А школа Святого Станислава тоже закрыта? — спросил Мэтт.

— Пока нет. Но чтобы обслуживать ее нормально, монахинь там недостаточно. В наше время кругом сплошь светские учителя. Они, конечно, все еще предлагают хорошие зарплаты, но этого на содержание школы все равно не хватает… — она передвинулась на стуле, таком же неудобном, как и его собственный, с выцветшей парчовой обивкой. — Церковь Девы Марии Гваделупской развернула крупную кампанию по сбору средств, мы сейчас на середине пути. Нам необходимо достаточное количество подписавшихся, чтобы начать реставрацию церкви и начальной школы. Это жизненно важно для района.