Кошачье шоу

— Ох… Павел! — Серафина заторопилась пошире открыть окно, чтобы впустить довольно толстого кота. — Он такой бродяга, знаешь ли. Оставляет духовную миссию, променяв ее на мышей и ящериц.

— Петр и Павел, — кивнул Мэтт, понимающе. — Полагаю, вы не позволяете Петру называться Питом.

Сестра подавила улыбку. Они молчаливо наблюдали, как кот с беззвучной грацией спрыгнул на пол комнаты и потянулся к столу, где все еще стояли стаканы.

Мэтт подождал, пока сестра Серафина снова захлопнет окно и плотно закроет ставни. Далекие от веры люди часто представляют, что монастыри это такие таинственные, уединенные, закрытые от обычных смертных места, тогда как на деле все обычно было совсем не так. И только здесь, в Доме Девы Марии Гваделупской, их предположения оправдались бы сполна.

— Я не из полиции, — неожиданно произнес Мэтт.

— Нам и не нужна полиция, — поспешила возразить она, а потом добавила тише: – Мы предпочли бы обойтись без нее.

Они стояли возле закупоренного окна, словно сообщники, и говорили голосами еще более приглушенными, чем свет в их укрытии.

— Есть причина?

Она кивнула с чрезвычайно мрачным и озабоченным лицом:

— Серьезная причина, Маттиас.

Он не сомневался в том, что сейчас она подсознательно вернулась к своим прежним убеждениям. Кроме того, она обращалась теперь к мальчику, которым он был когда-то, или, возможно, к мужчине, которым он когда-то стал, а теперь вдруг перестал быть.

— Очень серьезная причина, — повторила она. В ее взгляде сквозило настоящее горе. — Отец Эрнандес, наш пастор. Он ничего не может поделать.

— Разумеется, приходской священник должен быть расстроен такого рода вещами, но совершенно точно…

— Ничего. Он не… компетентен.

— Что вы имеете в виду?

— В последнее время только и сидит у себя в кабинете и больше ничего не делает.

— Сколько ему лет?

Она засмеялась, немного горько:

— Не такой уж и старый. Не как все мы в нашем монастыре. Ему где-то сорок семь. Еще две недели назад он был хорошим и исполнительным.

— Как человек мог так опуститься за такое короткое время?

— Ты и сам должен знать, Маттиас.

Ее глаза смотрели глубоко внутрь и были красноречивее всех слов и молитв Священного Писания. Они говорили больше, чем могли произнести ее губы. Мэтт почувствовал, как ее слова отбросили его далеко-далеко в прошлое.

— Понимаю, — изрек Мэтт ровным голосом без тени осуждения. — Он служит не Богу, а виски.

Ирония зажглась в светло-зеленых глазах Серафины.

— Текиле, — чопорно поправила она. — В конце концов, он настоящий латиноамериканец.

Глава 10 Кошачий рай

 Темпл сидела в своем «шевроле», на обочине, пристально глядя на капот, блестящий, как водная гладь.

Это была одна из самых старых частей Лас-Вегаса, которая в свое время медленно, но уверенно, превратилась в латинский квартал. Большинство домов здесь даже не имели кондиционеров. Древние, скрипящие окна косо висели вдоль стен изношенных зданий, заброшенных, как и автомобили, раскуроченные до голого металла и оставленные лежать без колес.

Темпл вздохнула и заскрежетала зубами. Возможно, ее активистская тяга к волонтерству завела ее на этот раз слишком далеко. Она подумала, что связи с общественностью не предполагают связи с животными этой общественности. Во что она заставила себя втянуть? Солнце вот-вот скроется за призрачными горами. А этот райончик, наверное, небезопасен даже для бездомных котов.

Она еще раз изучила дом: причудливое разваливающееся строение в духе Голливуда двадцатых годов с лепниной на бледных стенах. Здание было окружено старым кустарником и соснами, посаженными, вероятно, в те времена, когда самыми ближайшими постройками были церковь в конце квартала и дома, разбросанные друг от друга на расстоянии в два километра. Дом смотрелся шикарно до того, как оброс хлипкими хибарками, видимо, еще в те времена, когда Багси Сигел (Бенджамин Сигельбаум (1906–1947 гг.), более известный как Багси Сигел, американский гангстер, ставший знаменитым в 30-е гг.) вкладывался в Лас-Вегас – Стрип, открыв отель, такой же яркий, как и его имя – «Фламинго».

Но обещание назад не возьмешь, напомнила себе Темпл, разворачивая на приборной панели защитный экран с Розовой Пантерой. Забрав с пассажирского сиденья свою сумку, она открыла защелку со своей стороны.

Потом она выбралась на душную, жгучую жару, и захлопнула дверь. На улице было тихо, даже слишком тихо. Темпл начала долгую прогулку по тротуарной плитке, обрамленной бахромой сорняков, которые так и норовили поцарапать ее голые лодыжки.

— Мяу.

Требовательный голос принадлежал бежевому коту. Он материализовался позади нее и принялся успокаивающе хлестать хвостом по щиколоткам, которые уже побаливали от колкой сухой травы.

— Ты, наверное, один из моих голодных клиентов, — предположила Темпл. — Пойдем.

Кот последовал за ней, то ли по приглашению, то ли по привычке: с кошками никогда не угадаешь.

Заросший пустынным кустарником внутренний двор вел к темной запертой двери. Звонка не было. Только треснутая деревянная табличка, гласящая «Никаких коммивояжеров».