Кошачьи

— Как? Ну, я заметил, что медленно, но верно дни мои подходят к концу, и решился что-нибудь предпринять. Итак, я напрягся, задвигал своими челюстями как человек и издал звуки, имитируя человеческий язык. Звучало довольно странно — как бы карканье исходило из моей гортани, — но сумасшедший понял! Чтобы вступить со мной в поединок, он открыл дверцу клетки. При этом он смеялся как безумный, словно у него был припадок и он не мог прекратить хохот. Как только дверца открылась, я собрал все свои силы, прыгнул на него и вонзил свои клыки как мог глубоко. Он грохнулся о землю и отчаянно попытался оттянуть меня от своего окровавленного рта. Он опоздал. С быстротой молнии я добрался до его кишок, потом Претериус пару раз дернулся и затих наконец без движений.

Я был обессилен и думал, что вот-вот отправлюсь к праотцам. Но прежде чем уйти на тот свет, я захотел освободить других узников, чтобы помешать последователям этого садиста продолжать мучить их. Я открыл клетки и подарил свободу всем сестрам и братьям. В живых остались только дети. Потом я погрузился в глубокий, тяжелый сон; мне казалось, что я стучу в ворота иного мира.

Когда же я проснулся, передо мной стоял Цибольд. Он с самого начала испытывал симпатию ко мне и со временем все чаще отказывался выполнять безумные приказы Претериуса. В конце концов он уволился, потому что не смог больше выносить вида страданий подопытных животных. В тот день он проходил мимо, потому что узнал от Розалии, жены профессора, тревожные новости о состоянии ее супруга, и хотел убедиться, все ли в порядке. Уверен, когда он увидел меня на полу рядом с трупом, он совершенно точно знал, что произошло. Но только улыбнулся лукаво, взял меня на руки и посвистывая вышел со мной из этой «пещеры ужасов». Чистое совпадение, что он жил совсем рядом с лабораторией.

Так примерно я и представлял себе эту печальную историю. Но эта часть стала лишь прологом к еще большему злу. Где же конец?

— Как было дальше дело, Клаудандус?

— Пожалуйста, не называй меня так. Это имя будит столько тяжелых воспоминаний, сам понимаешь…

Он утер лапой слезы и продолжал:

— Цибольд отдал меня лучшему хирургу для зверей, который собрал меня по частям, насколько было возможно, и после четырехмесячного болезненного процесса выздоровления я снова почувствовал себя физически относительно бодро. Но я не был прежним. Прежняя радость жизни исчезла. У меня не было аппетита, и я боялся умереть от депрессии. Ад, через который я прошел, снова и снова оживал в воспоминаниях и снах, а страдания повторялись ежедневно, и, казалось, им не будет конца… пока я постепенно не научился ценить библиотеку Цибольда. Я читал все эти толстые книги, которые написали люди, и много узнал об их мышлении. Большая часть работ повествовала о том, как удивителен и хитер человек, о том, что он все уже изобрел, и какие чудеса совершил в культуре, и на какую страстную любовь способен, и как безумно прекрасен его бог, и к каким далеким звездам он однажды еще полетит, чтобы осчастливить неведомо кого своей восхитительной гениальностью. Вся эта дурацкая библиотека представляла собой увеличенный рекламный ролик, прославляющий Homo sapiens, и в каждой книге было написано одно и то же: люди — хозяева мира и таковыми останутся. Причина: они без стыда и жалости подавляют все другие виды жизни, или, точнее сказать, убивают. Они просто вообразили себя самыми великими созданиями и верили, что вправе причинять любую обиду остальным живым существам. Самое ошеломляющее, что они как раз благодаря своей наглой позиции и стали самыми великими.

Когда я осознал это, то начал думать над тем, как бы повернуть колесо истории вспять. Я всегда знал, каким образом мог бы проходить демонтаж этого деспотичного господства: незаметно. Железная организация и умная тактика были необходимы, чтобы порода господ ничего не заподозрила. Учение о наследственности Менделя подсказало мне путь. Когда я прочел книгу, это было как откровение. Теперь я знал, что является моей задачей, моим долгом, каков смысл моей жизни и как отомстить тем, кто принес мне такие невообразимые боль и страдание. Но речь шла не о простой слепой мести — речь шла об основополагающих переменах в мире.

— Не звучит ли это, черт побери, слишком по-человечески?

— Возможно. Но таков был единственный выход, чтобы мы могли сбросить тысячелетнюю тиранию. Признаю — вначале я сам был мечтателем и действовал наивно. Я поделился этим планом с некоторыми уцелевшими в лаборатории и другими собратьями. Но они отказались воплощать вместе со мной этот чудесный замысел. Любовь к комфорту, глупость и страх возвращали их обратно во власть человека. Они заявили, что люди вовсе не злые, они верили в эту голубую мечту о мирном сосуществовании. Конечно, попадаются и среди людей белые вороны, как среди всех видов, но в принципе… Эти слабоумные были скорее готовы вести жизнь как рабы и есть вонючих угрей из банки, чем бороться за свою свободу!