Кошачьи истории

– Кстати, ведь уже десятый час. Где он пропадал весь вечер?

Она перестала намазывать коврижку и уставилась в одну точку.

– Погодите, дайте сообразить. Нынче же четверг, верно? Значит, йогой занимался, не иначе.

Борис и кошачья община миссис Бонд

– Я тружусь на кошек!

Так представилась миссис Бонд, когда я в первый раз приехал по ее вызову, и, крепко пожав мне руку, вызывающе выпятила подбородок, словно в ожидании возражений. Была она крупной женщиной с волевым скуластым лицом, во всех отношениях внушительной, но и в любом случае я не стал бы с ней спорить, а потому ограничился одобрительным кивком, как будто все понял и со всем согласился. Затем я вошел следом за ней в дом.

Я сразу постиг смысл этой загадочной фразы. В обширной кухне, она же гостиная, царствовали кошки. Кошки восседали на диванах и стульях и каскадами сыпались с них, кошки рядами располагались на подоконниках, а в самой их гуще маленький мистер Бонд, бледный, с клочковатыми усами, сосредоточенно читал газету.

Со временем эта картина превратилась в привычную. Среди четвероногих владельцев кухни, несомненно, было много нехолощеных котов – во всяком случае, воздух благоухал их особым запахом, резким и душным, заглушавшим даже сомнительные ароматы, которые вместе с паром поднимались от больших кастрюль с неведомой кошачьей пищей, бурливших на плите. И неизменный мистер Бонд, неизменно без пиджака, с неизменной газетой в руках – крохотный одинокий островок в море кошек.

Да, конечно, я слышал про Бондов: лондонцы, по неизвестным причинам удалившиеся на покой в Северный Йоркшир. По слухам, «деньги у них водились»: во всяком случае, они купили старый дом на окраине Дарроуби, где довольствовались обществом друг друга – и кошек. Мне говорили, что миссис Бонд завела привычку подбирать бродяжек, кормить их и предоставлять им постоянный кров, если они того хотели, а потому я заранее проникся к ней симпатией: сколько раз я воочию убеждался, как тяжело приходится злополучному кошачьему племени, законной игрушке активной жестокости, жертве всех видов бездушия. Кошек стреляли, швыряли в них чем ни попадя, травили для развлечения собаками. Было приятно увидеть, что кто-то встал на их защиту.

В тот первый раз моим пациентом оказался полувзрослый котенок – бело-черный комочек, в паническом ужасе скорчившийся в углу.

– Он из внешних, – прогремела миссис Бонд.

– Из внешних?

– Ну да. Все эти тут – внутренние кошки. Но есть много совсем диких, которые в дом ни за что не идут. Конечно, я их кормлю, но внутрь их не удается взять, только когда они заболевают.

– Ах так!

– Ну и намучилась я, пока его ловила! Мне очень его глаза не нравятся. Они словно кожицей зарастают. Ну да вы, наверное, сумеете ему помочь. Кстати, зовут его Джордж.

– Джордж? А… Да-да.

Я осторожно приблизился к котенку, который выпустил когти и зашипел на меня. Я преграждал ему выход из угла, не то он ускользнул бы со скоростью света.

Но вот как его осмотреть? Я обернулся к миссис Бонд:

– Не могли бы вы дать мне какую-нибудь старую простыню? Прокладку с гладильной доски, например? Чтобы завернуть его.

– Завернуть? – В голосе миссис Бонд слышалось большое сомнение, но она ушла в соседнюю комнату и вернулась с рваной хлопчатобумажной простынкой, отлично подходившей для моей цели.

Я убрал со стола всевозможные блюдечки, книги о кошках, лекарства для кошек, расстелил на нем простынку и подошел к своему пациенту. В подобных случаях спешить никак нельзя, и я пять минут нежно ворковал и выпевал «кис-кис, кис-кис», продвигая руку все ближе и ближе. Когда я уже мог бы почесать Джорджа за ушком, я молниеносно схватил его за шкирку и, не обращая внимания на возмущенное шипение и бьющие по воздуху когтистые лапки, вернулся с ним к столу, прижал к простынке и приступил к пеленанию.

Когда кошка свирепо обороняется, иного способа справиться с ней нет, и, хотя не мне это говорить, пеленать их я научился не без изящества. Цель заключается в том, чтобы превратить пациента в тугой аккуратный сверточек, оставив открытой ту часть его организма, которой предстоит заняться, – например, поврежденную лапу, или хвост, или (как в данном случае) голову. Мне кажется, миссис Бонд безоговорочно в меня уверовала именно в ту минуту, когда увидела, как я быстро и ловко закатал котенка в простыню, так что через считаные секунды он превратился в плотный матерчатый кокон, из которого торчала только черно-белая мордочка. Теперь Джордж был в полной моей власти и не мог оказать мне никакого сопротивления.

Я, как уже не раз намекалось, немножко горжусь этим своим талантом, и даже сейчас кто-нибудь из моих коллег нет-нет да и скажет: «Пусть старик Хэрриот особенно звезд с неба не хватает, но уж кошек он пеленает мастерски!»

Выяснилось, что никакой кожицей глаза Джорджа не зарастали – этого вообще никогда не бывает.