Кошачьи когти (ЛП)

– В дорогих домах мужчины платят более высокую цену за услуги особого рода. Она увеличивается, если владелица не желает, чтобы девушки их оказывали, и становится астрономической, если услуга и плата не были оговорены заранее.

Отец Матео кивнул.

– Значит Умеха предпочла заявить об изнасиловании и принять бесчестье, нежели признать интрижку. – Он покачал головой. – Ни одна женщина не должна стоять перед подобным выбором.

Хиро промолчал. Несмотря на то что иезуит старался приспособиться, все-таки в некоторых вопросах он был совершенно упрям. Хиро научился игнорировать его в таких случаях, если это было возможно.

Пройдя несколько шагов, отец Матео спросил:

– А разве так или иначе, Нобухидэ не придется платить за услуги Умехи?

– Да, но, если Умеха заявила об изнасиловании, Маюри могла выставить ему счет лишь за одну ночь.

Глава 10

Когда Хиро с отцом Матео вернулись в церковь, солнце стояло уже над головой. Стоило отцу Матео ступить в прихожую, раздался пожилой женский голос:

– Привет, отец Матео, вы вернулись. Ваша трапеза вас ждет.

Хиро зашел следом за иезуитом, когда женщина разогнулась. У нее были седые волосы и иссушенное лицо, отражающее все ее шестьдесят два года вместе с теми, что она еще не успела прожить. Морщинки на ее щеке сложились в улыбке, черные глаза сверкнули. Всякий мог сказать, что она просто обожает священника.

– Как утро? Было добрым? – спросила она.

– Очень добрым, спасибо, Ана, – поклонившись, ответил отец Матео.

Пожилая экономка служила предыдущей семье няней и горничной. Она осталась, когда отец Матео получил эту собственность. Ее звали Анэ, но она изменила произношение своего имени, когда узнала, что в Португалии есть имя Ана.

Улыбка женщины увяла, когда она увидела синоби.

– Хиро, – сказала она, – полагаю, ты будешь рис?

Она разговаривала с ним так, как говорят с нерадивым ребенком, опрокинувшим свою еду и просившим еще, чтобы опрокинуть и ее.

– Спасибо, Ана.

Хиро уважительно кивнул. Самурай не кланялся прислуге, но экономка внушала уважение.

– Хм. – Она махнула в сторону очага и заковыляла в сторону кухню. – Садитесь.

Хиро с отцом Матео направились к очагу, стоящему в ое – большой, самой главной комнате, которая служила как залом для переговоров, так и столовой. Очаг был утоплен в пол сантиметров на пятнадцать. Вокруг небольшого огня был насыпан темный песок. С потолочной балки свисала цепь, на которой висел чайник. Из носика поднимался пар, смешивающийся со струйками дыма от дров.

На этом огне можно было готовить пищу, что и делали в домах поменьше, но в доме священника была отдельная кухня, где приготовлением еды занималась Ана. Поначалу отец Матео пытался ей помогать, но пожилая женщина возмущалась и была против любого вмешательства и оказания помощи. Особенно от мужчины, чьи поползновения считала лишь желанием устроить пожар.

Священник опустился на колени перед очагом лицом к двери. Он уселся прямо на татами, словно заправский японец, без каких-либо подушек или подставок. Хиро занял место слева от отца Матео, где обычно сидят члены семьи.

Почетное место справа от священника было уже занято последним членом иезуитского дома.

Луис Альварес бы дородным мужчиной с кожей цвета блеклого первоцвета и необычайно большим красным носом, который казался Хиро чем-то средним между ягодой и тыквой. У Луиса были длинные темные волосы, собранные сзади в толстый хвост, и поросячьи глазки, которые видели только то, что хотел их хозяин. Носил мужчина короткий, до талии, дублет с высоким воротником и подходящие к дублету чулки, которые совершенно не украшали его обширную фигуру. В прорезях на рукавах дублета виднелись рукава кремовой рубахи.

– Доброе утро, Матео, – по-португальски сказал Луис. Он вытер рукой, в которой держал палочки, потный лоб.

– И тебе, Луис, – ответил отец Матео. – Удивлен, что в этот час ты все еще здесь.

– Уже сбегал до склада и обратно, – с набитым ртом проговорил Луис. – Один из торговцев рисом совершил крупную сделку.

– Любопытно, – сказал Хиро. – Я бы не подумал, что торговцам рисом нужно огнестрельное оружие.

Луис пренебрежительно посмотрел на Хиро.

– Знаешь, я ведь продаю не только оружие.

– И как идут продажи текстиля? – спросил Хиро. – Шерсть, так вы ее называете?

Луис раздраженно фыркнул. Зернышки риса вылетели у него изо рта и, упав на очаг, зашипели на огне.

– Японцы отказываются его покупать. Вчера одна женщина имела наглость заявить мне, что шерсть плохо пахнет.

Хиро не мог не согласиться. Шерсть воняла, как труп, пролежавший три дня. Он не мог представить, что кто-то станет ее носить, хотя количество рулонов на складе Луиса говорило о том, что кто-кто решил, что ее все-таки стоит производить и продавать.

– В этом климате шелковые кимоно гораздо комфортнее, – почти виновато сказал отец Матео.

– Я до сих пор не могу поверить, что ты носишь этот костюм аборигенов, – сказал Луис. – Ты похож на женщину.

– Тебе стоит попробовать, – ответил отец Матео. – Так прохладнее, чем в дублете и чулках.

– И кимоно сложнее порвать, – добавил Хиро, кивнув на рубаху торговца.