Кошачьи проделки (сборник)

Судя по всему, он засел наверху навсегда. Шеба же, с истинно сиамским своенравием, тем временем уходила от дома дальше, чем когда-либо прежде. Всякий раз, как мы ее искали, она, видимо, либо исчезала за парадной калиткой, либо отправлялась по тропинке в лес. И настолько это было похоже на то, как невинный маленький ягненок отправляется послужить приманкой тигру, что, спеша забрать ее в безопасное место, мы, зная Шебу, задавались вопросом, не делает ли она так нарочно?

Было большим облегчением, когда по окончании этих трех дней Соломон вновь появился в гостиной и, внимательно понаблюдав за Шебой с час или два, убедился, что она действительно выходит прямо в сад и возвращается обратно в целости и сохранности. После чего в следующий раз ее вылазки он вышел следом за ней. Еще большим облегчением стало, когда примерно неделю спустя сосед, живущий неподалеку от нас, доложил о том, что видел, возвращаясь как-то вечером домой на машине. Он рассказал, что, спускаясь с холма, в свете фар заметил стоящую у калитки паддока Аннабель, а под ней причудливо горели в темноте три пары зеленых глаз, без туловищ. Остановившись, чтобы исследовать этот феномен, и направив фары на изгородь, сосед обнаружил, что под ослицей сидят три кошки. Одной из них был его собственный кот Руфус. Другой – черно-белый кот с дальнего конца улицы. А третьим был тот рыжий, с которым Соломон дрался до нашего отпуска.

Они прятались от дождя, сказал сосед. Они выглядели так, словно у них совещание. А Аннабель стояла над ними с ужасно важным видом.

Это утешило нас в двух отношениях. Во-первых, это означало, что в Долине не могло быть ничего действительно опасного, а иначе эти другие кошки – гораздо более искушенные, чем Соломон, несмотря на весь его горделивый вид Властелина Долины и Попробовал Бы Кто Это Оспорить, – не находились бы там. А во-вторых, что Аннабель (наши сердца теплели при мысли об этом) любила кошек.

Прежде мы никогда не были в этом уверены. Да, однажды я и Чарльз видели, как она шаловливо подталкивала Шебу носом. Шеба при этом ворчала, оглядываясь на нее через плечо, и эта парочка буквально являла собой какую-нибудь сцену дружбы из мультфильмов Уолта Диснея. Однако мы также несколько раз заставали ее гоняющей Соломона – примерно в том духе, как в реальной жизни это происходило у ковбоев с индейцами; при этом большие, как у летучей мыши, уши Соломона развевались на ветру. То ли он делал так шутки ради, то ли считал, что избегать аэродинамического сопротивления – его единственная надежда в данных экстремальных обстоятельствах, этого мы так и не узнали. Уже через полчаса он снова сидел у нее в паддоке, но в этом и был весь Соломон. Аннабель же тем временем мирно паслась в ярде от него, вероятно, решив, что сиамские кошки – это некий вид бабочек, и самое худшее, что лопоухий темно-палевый зверек может сделать, – это усесться на ее борщевике. Трудно было сказать наверняка.

В то же время три кошки спокойно сидели под ней, а Аннабель всего лишь стояла, как благожелательная мамаша-овца, защищая их от дождя, – а ведь один лишь удар ее копыта мог нанести им столько вреда… Это свидетельствует о том, какова она на самом деле, думаем мы. И когда как-то вечером обнаружив, что она даже разрешает рыжему бродяге приходить ночевать в ее домик, это впечатлило нас еще больше.

Аннабель очень ревниво относилась к своему домику. Соломону и Шебе вообще не дозволялось туда входить. Нам самим разрешалось заходить туда с едой и подстилкой для сна, но как только еда выкладывалась на землю, Аннабель вставала над ней с собственническим видом и грозила основательно лягнуть нас, если мы только тронем хоть единый кусочек сена. Она заявляла перед всем миром свои права на него тем, что становилась перед ним, расставив ноги, также всякий раз, возвратившись с прогулки или сходив кое-куда. И если нам требовалось еще больше доказательств важности для Аннабель ее собственного дома, мы получили их в тот день, когда повезли ее на проходившую в нашем графстве выставку. Проехав шестьдесят миль в лошадином фургоне для того, чтобы собрать благотворительные пожертвования, – вот это был поистине насыщенный день.

Она ехала в одолженном нам двойном фургоне так царственно, как если бы пользовалась им всю жизнь, хотя на самом деле это было впервые. Она появилась из него, когда мы прибыли на территорию выставки, словно была Лошадью Года, прибывающей в Уайт-сити[9]. Она совершала положенные круги с ящиком для сбора денег, являя своим видом такую смесь скромности и достоинства, что мы сразу поняли: Аннабель настоящая леди. Она позволяла себя фотографировать, принимала ласки и, когда мы подвели ее к перилам манежа, наблюдала за лошадьми с таким вниманием и тщательностью, которые показывали: она не хуже нас знает, что они тут делают, и имеет свое собственное мнение относительно того, какие лошади делают это должным образом.