Арчибальд Филипп Пурпур, как он сам себя с удовольствием называл и как его с удовольствием величали другие, — оптимист по натуре. Правда, небольшая порция пессимизма совсем не повредила бы этому доброму человеку, но Арчи не мог, да и просто не хотел быть вместилищем печали. Арчибальд, где бы он ни находился, с оптимизмом искал во всем положительную сторону, новые веяния и чувство жизни. По-настоящему никому не известно, как зарабатывает деньги этот молодец, чем занимается на данный момент и в какое путешествие отправляется в эту минуту. Но каждый знает Арчи и может в любой момент связаться с ним. Пожалуй, нет ничего, а скорее вообще ничего, что Арчи еще не провернул в своей такой удивительной жизни, кем бы он еще не побывал и на что бы он был не способен. Выкапывают ли на свет Божий после стольких лет ужасно запылившуюся долгоиграющую пластинку рок-фестиваля в Вудстоке и вспоминают сладкие годы Пачули: цак! Старый добрый Арчи уже хочет что-то сказать. Он тут же достает из портмоне пожелтевшие фестивальные билеты и гордо показывает. Кто не верит, может увидеть молодого Арчи даже в съемках знаменитого фильма «Трубка гашиша» — с такой «циновкой» — представьте себе! Насколько мне известно, у Арчи есть равносильное клятве заявление Мика Джаггера, что он присутствовал на записи скандальной «Симпатии к дьяволу» и даже помогал ухать — участвовал в совином хоре. Первобытный крик или как? Арчи успешно продемонстрировал свой первобытный крик перед вечностью, он признал во время своего опыта реинкарнации, что в прежней жизни был гомиком Валентино и как раз вовремя попал в Пун, чтобы издать тексты Багвана, которые теперь, как известно, печатаются многомиллионными тиражами. Он был одним из первых «альтернативных крестьян», которые сами пекли себе хлеб и сами измеряли температуру тела своей подружки с целью естественного предохранения от зачатия. Мы едва научились выговаривать слово «панк», как Арчи огорошил нас своей прической ирокеза; он выдувал несметное количество баночного пива и старался отрыгнуть членораздельные предложения. Кто-то сказал, что серфинг в моде? Арчи уже с уверенностью скакал по волнам на доске возле Малибу, на которой уже увековечили свои автографы все без исключения «Бич бойз». Он попробовал все: от жизни хиппи на Крите до стресса яппи в Манхэттене, от жевания листьев коки до ношения джинсов Кельвина Кляйна. Но все это и многое другое для Арчи уже в прошлом, возможно, кроме того, что в 1969 году он не высадился на Луну вместе с другими парнями из НАСА, что меня, честно говоря, немного разочаровало.
Вопрос, собственно, не в том, что Арчи что-то упустил в своей жизни, а гораздо более глобальный — существует ли вообще Арчи. Ибо все, чем он будто бы является, кажется видением. Неумолимо зреет подозрение, что он растворяется в воздухе, как только к нему поворачиваются спиной, так как своим существованием обязан фантазии редактора журнала духа времени. Так Арчибальд оказывается в конце концов совершенно пустым нечеловеком, который старается заполнить бездонную пустоту с помощью беспрерывной, модной суеты. И тем не менее он лучший друг Густава и помогает ему, чем только может, а может Арчи всё!
На четвертый день своего разрушительного творчества Густав позвонил Арчи и изложил суть дела. Пять минут спустя Арчи стоял в центре воронки от бомбы, которую Густав упрямо продолжал называть нашим домом, и набрасывал подробный план предстоящего сражения. Хамелеон, — а он им был, — в этот раз Арчи преобразился в Сонни Крокетта из сериала «Полиция Майами: отдел нравов» и беспрестанно возился со своими модными солнечными очками. Как и ожидалось, он оказался крупным специалистом не только в области укладки паркета, но и ремонта в широком смысле. Хотя и существовала опасность, что результат всей работы окажется беспорядочным набором всякой сверхмодной ерунды, Густав согласился передать Арчи бразды правления, а самому быть подсобным рабочим. Ему не оставалось ничего другого. На следующий же день оба принялись за работу и начали настоящий ремонт нашей заброшенной виллы.
Ужасающий, никогда не прекращающийся звуковой фон: стук молотка, сверление, дребезжание, бряцание, — окружал меня отныне, что отнюдь не способствовало тому, чтобы унять мою депрессию. Совсем наоборот! Хотя Густав и установил в спальне огромный старый топчан, на котором я проводил большую часть времени и уныло клевал носом, и ставил мне мою любимую симфонию Малера «Воскрешение», но мне просто не удавалось избавиться от состояния печали.