— Куда ты зажала монеты, женщина? Банка под стропилами пуста.
— Что ты с ним сделал? — потребовала она.
Гилльям с трудом ловил воздух, словно никак не мог отдышаться.
Пелл одарил сына презрительным взглядом.
— Ничего ровным счётом. Я пытался было использовать стул, чтобы поискать деньги, и тот обвалился прямо подо мной. Ну, он и зашёлся слёзками насчёт развалюхи. — Мужчина покачал головой. — Парень напрашивается на жёсткость.
— Нет! — негодующе завопил Гилльям. — Нет, это ты смолал его и меня стоклнул вниз! Ты токлнул вниз! Пихать — глубо! Это ты смолал мой стул!
— Не моя вина, что тот был сделан тяп-ляп. А ты слишком здоровый, чтобы плакаться о каждой мелочи. Ничего бы не случилось, будь банка с деньжатами там, где должна. Розмари, куда ты сунула монеты?
Она была потрясена, сколь быстро он обрушился до уровня двухлетней давности, пытаясь переложить вину за собственную дурость на кого-то другого. Внезапно смертельное спокойствие хлынуло ледяной струёй по жилам, остужая гнев, как если бы кровь обратилась морской водою, — когда до неё дошло,
— Кто, как не ты, держал там деньги. Подальше от меня. Помнишь? Так что я не могла сглупить по-новой насчёт того. — Пересёкши комнату, Розмари подхватила Гилльяма. Малыш крепко прильнул к ней, уцепившись и зажимая между ними стиснутые обломки любимого стула; и обнаружила, что сжимает ребёнка ответной хваткой. — Не плачь, сынок. Мы соорудим ещё один, другой.
Сделав дрожащий вздох, Гилльям, ободрённый материнскими объятиями, глянул поверх её шеи с новым воплем:
— Ты мне не нлавишься! Ты смолал мой стул!
— Ох, заткнись же. Рози. Я прошу о чём-то вправду важном. Забудь на пару минут об этом сопляке.
Внезапно яркое воспоминание из прошлого переполнило её. Стоя здесь же, длинным прутом она наощупь пропихивала банку с деньгами из балок. С тяжеленным из-за беременности животом, женщина не могла довериться стулу, — будучи не вправе рассчитывать, что тот, взгромождёный на стол, выдержит сдвоенный вес. И когда маленький горшок упал, разлетевшись черепками, она получила подтверждение того, что и так уже знала. Ни единого завалявшегося медяка. Она была так голодна, той ночью.
По-прежнему с Гилльямом в руках, широким щагом она пересекла комнату, выхватывая небольшой мешочек из-за коробки со щепой. Рванув завязки, швырнула на пол содержимое. Россыпь мелкой меди со звоном раскатилась по камням. Розмари отбросила опустелую суму на кровать.
— Бери их, — сказала она. — Забирай каждый пенни, ни в жизнь тобой не заработанный. Забирай каждую кроху. А после проваливай и никогда не возвращайся больше.
— Тупая сука, — рявкнул он с чувством. — Я беру
— Я собираюсь в город. Повстречаюсь кое с кем, поболтать о делах. Выпить кружку или две пива со старыми приятелями. Но я
С шумным кряхтением, мужчина натужно поднялся на ноги. Лицо его покраснело, а прекрасная тонкая рубашка смялась, казалось, пойдя складками. Пелл вытащил из-за пояса собственный пустой кошель, ссыпая внутрь её скудные сбережения. Но его короткий приказ убираться вдруг заставил переменить всё.
— Эти дом и земля — Гилльяма, отданные ему во владение дедом, коль уж ты сам никогда и ничего не делал для собственного сына. И я не позволю тебе забрать их.
— Не разговаривай со мной так! — предупредил он её. Привязав кошель к поюсу, уставился во все глаза на Розмари. Она стояла, где и прежде, твёрдо упираясь подошвами в землю, — и пару блудных монет, нечаяно закатившихся под ноги. Она нуждалась в них, и оттого стояла на своём, когда тот начал наступать на неё. Розмари встретилась с Пеллом глазами. Её храбрости не хватило бы даже возразить ещё хоть что-нибудь разозлённому мужчине перед нею, но отчаяная нужда в последних монетах заставила с вызовом выпрямиться, прежде чем тот внезапно взорвался гневом.
Стоило Пеллу вздёрнуть руку, и неверие приморозило её к месту. Она развернулась боком, прикрывая Гилльяма от удара.