Кошачья голова

— Думаешь, это такой магический ритуал? Пуля серебряная — один раз пальнул, и все? Нет, за один раз ничего не случается. И никакого насилия. Никто крестом по лбу бить не будет. Да потом, если одержимый не захочет, то и спасти его невозможно. Должно быть сильное желание избавиться, вернуться к себе.

Может, напрасно я на маму баллоны катил? Она, наверное, не верила, что Алина захочет... Но Алина хочет! Впрочем, тут я не удивлен. Когда мама сама сомневается, ей кажется, что и остальные не верят.

— А не в церкви если? У знахаря?

— У кого-то типа бабушки Ульяны? — уточнила Лизавета. Помолчала, с сочувствующей улыбкой глядя на меня. — Тут полегче будет. Бывает, таких привозят, что ничего не соображают, и то их налаживают. Но действует не надолго.

— В смысле? Не навсегда?

Вот это номер. Знает ли мама?

Лизавета покачала головой:

— На сколько знатуха сможет заглушить. Но может и на двадцать лет, а это долго. А там как пойдет. От знающего зависит. Редко кто может совсем прогнать. Наша Ульяна Ильинична сильная, но только глушит. А есть тут и посильнее бабки. Но они налаживать не станут, они только насылают. Да ты особо не переживай, бабушка всем помогает. Если по крови подойдет.

— Подошла, — вспомнил я. И запнулся: не сболтнул ли лишнего?

— Ну и славно. Ты храбрый парень, несмотря на возраст. Это сразу видно. Не боишься.

— Да чего там бояться! — сразу воспрянул духом я.

Хорошая эта Лизавета.

Только я это подумал, как она сказала:

— А вот зря. Вот ты ежа не боишься, и он тебя не боится. А знаешь, сколько домашних псов погибло, заразившись от ежей бешенством или чумкой? Ежик — это девяносто процентов бешенства. Ты тоже можешь оказаться жертвой ежа. Смешно? Это только до первого укуса. Видел, как ежи кости грызут? Вот. Съеденные в лесной чаще ежами люди тебе ничего об этом не смогут рассказать. И щенки, которые у тебя со двора пропали. Их никто не крал.

Я растерялся, а Лизавета опять улыбнулась с сочувствием:

— Ты просто не лезь к ежам, и они тебя не тронут. С нечистиками такое же дело...

— Но Алина никуда не лезла! — вскинулся я.

— А ты точно знаешь?

Я замолчал. Вопрос очень неприятный, и... И я правда не знаю ответа.

— Да ты не обижайся. Я же не обвиняю. Тут такое дело, тонкое. Если не хочет твоя сестра, то вам прямо сейчас лучше уехать, так и передай матери-то. А тебе давай лучше расскажу быличку. Все равно ж пришла. Знаешь, когда слушаешь чужие истории, можешь не верить ничему. И не страшно совсем, и объяснить все на свете способен. А когда это твоя личная быличка, то трудно чужое недоверие принять. Ведь ты-то не врешь! Бывало с тобой такое? — Лизавета сделала паузу, с полуулыбкой глядя на меня.

Еще бы не бывало! Постоянно! И чем больше стараешься доказать правду, тем более скептически к твоим словам относятся. Видимо, ответ отразился на моем лице, потому что Лизавета продолжила:

— Я в молодости часто со своим Юркой в походы ходила в лес. У нас компания была пеших туристов. Вот каждый брал на себя обязательство пройти столько-то километров по определенному маршруту, каждый — по своему, не пересекающемуся с другими. С минимумом припасов и экипировки. Кто быстрее всех до точки сбора дойдет, того потом месяц вся компания поит и кормит. Время было голодное, так мы друг друга поддерживали вроде.

А я-то здешняя, вот мы с Юркой и выбирали наши места. Не всегда первыми приходили, зато точно в заданный срок. Вот как-то дошли до охотничьей зимовки, то есть промысловой избушки, как раз темнеть начало. Оба не помнили, чтобы она была на нашем маршруте, на карте-то обязательно метка ставится про это. А тут совсем дикая местность, ничего не должно быть, и вдруг избушка.

Ну нам-то и хорошо, палатку не ставить, костер не разводить — все готовенькое. Чаю сварили, перекусили, да и спать повалились на лежанки.

Проснулись от мягкого стука в дверь.

В лесу вообще ночная тишина — особенная. Если днем горланят птицы, ветер раскачивает верхушки деревьев с характерным шелестом и скрипом и сам ты непроизвольно громкий, шумный, то ночью все будто замирает. Это не городская и даже не деревенская тишина. Из-за нее ты начинаешь невольно прислушиваться, потому что отсутствие привычных звуков воспринимается как опасность.

Так что этот стук в дверь мгновенно вырвал из сна, и сердце заколотилось где-то у горла. Машинально кинула взгляд на наручные часы, мне от дяди достались, старые совсем, фосфорные. Около трех утра. Что за шутки?

Мы только зашевелились, а за дверью, будто услышав, стали стучать настойчиво и отчетливо.

— Кто там? — прикрикнул со своей лежанки Юрка, у которого плохо ворочался со сна язык.

— Свои! Свои! — Совершенно незнакомые голоса, и не поймешь, мужские или женские.

Мы шепотом друг у друга:

— Кто это такие?

— Да еще ночью!

Ответа у нас не было. Решили спросить:

— Какие еще свои?

— Свои!

И те, снаружи, стали громко смеяться и уже не стучать, а дергать дверь.

— Уходите, мы вас не знаем! — Юрка крикнул.

— Свои! Свои!

И дверь изо всех сил дергают, и слышно, как скобы пытаются выломать.