Кошачья голова

И, внезапно спрыгнув с табуретки, на которой только что прочно сидела на корточках, бросилась ко мне так быстро, что я не успел среагировать. Схватила за плечи, больно впившись пальцами, и практически в самое лицо провыла:

— Я Палашечка! Посмотри на меня! Красавица!

Я смотрел прямо в искаженное, потемневшее лицо... Не лицо, рожу... С растянутым тонкогубым ртом, со вздувшейся и пульсирующей на лбу веной. А зрачки у Алины были совершенно горизонтальные.

До сих пор я упорно не хотел допускать мысли, что это по-настоящему. Что это не игра, в том числе моего воображения.

Но как объяснить ее жуткие глаза? Я точно видел, что до этого идиотского выступления «Палашечки»

у Алины со зрачками было все нормально. Она никак не могла надеть линзы незаметно от меня, даже если бы очень долго тренировалась.

И еще: Кешка стал при приближении Алинки волноваться, метаться по клетке и панически кричать, так что приходилось его во время пребывания на кухне закрывать чехлом, который мама давным-давно перешила из детской Алининой юбки.

Вообще-то кормить попугайчика, доливать ему воду и чистить клетку всегда было Алининой обязанностью. То есть нашей общей, но я постоянно забывал то одно, то другое и однажды чуть птицу не уморил. Мама очень кричала, сестра бесилась, но я все равно забывал, не нарочно, так что в итоге уход за нашим Кешкой полностью перешел к Алине.

Наш спокойный питомец так любил сидеть у кого-нибудь из нас (особенно у мамы и Алины, как самых длинноволосых) на голове и перебирать волосы, или грызть кончики тетрадных листов (нам с сестрой постоянно за это в школе попадает), или охотиться за ручкой, которой в этих самых тетрадках пишешь. А теперь он бьется в истерике от Алины, которая его кормит и поит, и вообще из клетки старается не высовываться.

Совершенно домашняя птица. Мама раз в день выпускает Кешку полетать, но все окна и даже двери в некоторые помещения у нас надежно закрыты.

Алина, конечно, очень расстроилась — как будто самый верный, бескорыстно любящий ее член нашей семьи оказался предателем.

Впрочем, расстраивалась-то она расстраивалась, только все чаще отлынивала от своих домашних обязанностей, перестала что-либо по дому делать и вообще ложилась на свою кровать и тупо лежала, ничего не делая.

Теперь за Кешкой ухаживала только мама. Я, по идее, тоже, но даже в такой ситуации забота о попугайчике каким-то непостижимым образом вылетала у меня из головы (каламбур).

Животные первыми ощущают изменения, которые не могут уловить люди. Землетрясение, ядовитый газ, опасное поведение — они все считывают гораздо раньше, чем человек. А до нас когда еще дойдет наконец, что надо спасаться.

Наш попугайчик давным-давно все просек. А я только-только сейчас...

Алина-Палашка оттолкнула меня и как ни в чем не бывало отправилась на кухню. Планшет был забыт.

Что мне было делать? Я решил поговорить с мамой. Обогнав сестру, ворвался на кухню и выпалил:

— Мам, она называет себя Палашкой! Говорит не своим голосом.

Мама набросила тряпку на Кешкину клетку и повернулась к вошедшей Алине. Та бросила на нас быстрый взгляд и полезла в холодильник, будто вообще не устраивала мне только что никакого представления.

— Мам, смотри: у нее горизонтальные зрачки, — наклонившись к самому маминому уху, прошептал я.

Мама никак не отреагировала. Просто вообще никак.

— Посмотри же! Разве это нормально?

Поскольку мама опять промолчала, я отодвинулся и заглянул ей в лицо, пытаясь поймать взгляд. Она была очень бледная и напряженная. Все-то она прекрасно видела. Отлично видела и без меня. И очень сильно боялась.

Словно очнувшись, пряча от меня глаза, мама пробормотала невнятно:

— Не выдумывай всякую ерунду. — Отвернулась и, говоря как бы в никуда, ни к кому не обращаясь, придумала причину: — Это все ваши интернеты проклятые. Вообще вам доступ закрыть надо, поговорю с отцом. Только там и сидите, как зомбированные.

Сама-то сериалы свои по интернету смотрит. Но ей же не скажешь...

— А учиться как, мам? У нас почти все задания в электронке, — осторожно напомнил я.

Мама раздраженно передернула плечами и ничего не ответила.

Сестра села за стол. Выглядела она обычно, как всю жизнь, только вид был очень усталый. И лицо у нее симпатичное, на маму похожа. Совсем не эта тонкогубая узкоглазая рожа, будто и не совсем человеческая даже.

Мама сделала глубокий вдох:

— Алиночка...

Сестра что-то промычала, явно не желая поддерживать разговор.

— Ты зачем себя называешь другим именем?

Алина сразу выпрямилась и побледнела (но как обычный человек, по-нормальному):

— Это не я себя так называю.

И одними губами прошептала мне: «Трепло!»

— А ты что делала?

— Ничего я не делала, — через силу прошептала сестра.

Я внимательно смотрел ей в лицо и заметил, как у нее на глаза навернулись слезы. Обычные глаза с обычными зрачками...

— И давно так с тобой?

Тревога в голосе мамы прямо кричала о том, что она давно все сама заметила.

Алина отвернулась и буркнула:

— Не хочу говорить.