Кошачья свара. Мадрид, 1936

Тоньина согласно кивнула. Успокоенный, Энтони направился к лестнице, ведущей в номера. Подойдя к первой ступеньке, он обернулся, чтобы убедиться, что Тоньина покинула отель, но обнаружил, что она следует за ним по пятам с узелком в руках. То ли она не слушала его объяснения, то ли не поняла их; или же поняла, но не намеревалась это показывать. Энтони осознавал, что нужно действовать твердо и прямо: единственным решением было схватить девчонку за загривок, вытащить ее на улицу и дать пинка под тощий зад. Это был единственный язык, пригодный для общения с простыми людьми низкого происхождения. Возможно, портье не одобрит применение силы в вестибюле гостиницы, но без сомнений возьмет ситуацию в свои руки и будем с ним солидарен. Воодушевленный этой мыслью, Энтони положил руку на плечо Тоньины и пристально на нее посмотрел.

- Ты ведь ничего не ела со вчерашнего дня, правда? - спросил он. И после ее молчаливого согласия добавил: - Тут у меня в сумке кое-какая провизия. Поднимайся ко мне в номер, и перекусим. А там видно будет.

С этими словами он подошел к портье, который с любопытством наблюдал за этой занимательной сценой.

- Я поднимаюсь к себе в номер и не желаю, чтобы меня кто-либо беспокоил, - сказал Энтони.

Портье поднял брови и сделал вид, что собирается принять меры для сохранения реноме заведения. Заметив это, Тоньина поднялась на три ступеньки, чтобы встать вровень с англичанином, и прошептала ему на ухо:

- Дай ему на чай.

Энтони поспешно вытащил дуро, подошел к стойке и положил туда монету. Портье без единого слова сунул ее в карман и начал рассматривать лепнину на потолке, пока Энтони и Тоньина поднимались по лестнице.

Поднявшись в номер, Энтони передал Тоньине пакет с провизией, посоветовав не съедать все сразу, а что-нибудь оставить на ужин; затем рухнул на кровать прямо в одежде и мгновенно заснул. Проснувшись, он увидел, что в комнате царит полумрак. Уже совсем стемнело, и лишь за окном мутно светили фонари. Тоньина спала рядом, свернувшись калачиком. Он заметил, что, перед тем, как лечь, она сняла с него одежду и ботинки и накрыла простыней и одеялом. Энтони повернулся на другой бок и вновь забылся спокойным сном.

Однако вскоре тишину прорезал внезапный стук в дверь. Он спросил, кто там, и услышал в ответ мужской голос:

- Друг, откройте дверь.

- Кто может гарантировать честность ваших намерений? - спросил Энтони.

- Я сам, - ответил голос. - Я Гильермо, Гильермо дель Валье, сын герцога де ла Игуалады. Мы встречались в доме моих родителей, и потом я тебя видел в компании Хосе-Антонио в "Веселом ките".

Голоса разбудили Тоньину. Привыкшая, очевидно, к подобным ситуациям, она моментально сориентировалась: вскочила с постели, затолкала под кровать свои скудные пожитки, наскоро собрала разбросанную по полу одежду и спряталась в шкафу. Энтони тем временем оделся и пошел открывать дверь.

Гильермо дель Валье бесцеремонно ворвался в комнату. Как всегда, он был одет с элегантной небрежностью. Открыто и дружелюбно улыбнувшись Энтони, он пожал ему руку.

- Прошу прощения за беспорядок в номере, - сказал англичанин. - Я не ждал твоего визита. А сказать по правде, я попросил портье никого ко мне не пускать, что бы ни случилось.

- Ну да, конечно, - рассмеялся юнец. - Этот тип на входе не хотел меня пускать. Но я показал ему пистолет, и это его убедило. Ты не думай, я не какой-нибудь головорез, - поспешно добавил он, видя, как побледнел его собеседник. - В любое другое время я не стал бы тебя беспокоить. Но мне срочно нужно поговорить с тобой.

Энтони запер дверь, указал гостю на единственный стул, а сам сел на кровать, наскоро накинув на нее покрывало, чтобы хоть как-то скрыть беспорядок.

- Не волнуйся, - сказал Гильермо дель Валье. - Я займу у тебя лишь несколько минут. Мы точно одни? Здесь нет посторонних? Вроде бы никого нет. Я хочу сказать, можем ли мы говорить начистоту, без опасения быть услышанными. Это чрезвычайно серьезное дело, я тебе уже сказал.

Энтони отнюдь не считал нужным сообщать пребывание в своем шкафу несовершеннолетней проститутки, а посему попросил юнца назвать причину своего визита.

Гильермо дель Валье немного помолчал, словно в последнюю секунду засомневался в разумности своего решения. С заиканием, демонстрирующим природную застенчивость и характерную для его возраста неуверенность, он начал извиняться за сердитый тон, с которым говорил в предыдущие встречи.