Кошачий эндшпиль (СИ)

А здесь ты можешь видеть расправу с чиновником, приближенным к небезызвестному тебе мэру Скорэлю. Да, эти дети — члены его семьи. Вырезали всех, под корень. Кадры — из мозга нашего объекта, он лично участвовал в расправе. Нет, мозг ему это не повредит, наша аппаратура снимает направленные мысленные образы. Глубокое выворачивание наизнанку — процесс долгий и муторный, сейчас в нём попросту нет надобности.

Дальше идут вариации применительно к другим лицам. Как видишь, народ и элиты поддерживают клан не столько добровольно, сколько их к этой добровольности подталкивают вполне конкретным устрашением. И это же устрашение работает и в другую сторону — многие хотят приобщиться к столь жуткой структуре. Чтобы их тоже боялись, как её часть. Хотят заработать авторитет. Очень, кстати, ёмкое выражение, впитавшее в себя саму суть криминального мира.

Но я всё это тебе показываю не просто так — думаю, ты это уже понял. Да, не хочу, чтобы ты рефлексировал из-за оторванной руки или вырванной челюсти. Но это лишь полдела. Ещё я, как твоя наставница, неплохо изучила психологические реакции своего ученика, и знаю, что ты куда лучше работаешь, если понимаешь умом, ради чего всё это. Я тебя и выбрала именно за это твоё здравомыслие, за способность думать… ну и за отличный бойцовский потенциал… и за смазливую мордашку тоже, чего уж… Поэтому ты должен чётко понимать, против чего мы сейчас сражаемся. Тебя не должны задевать методы нашей работы, которые, в самом деле, крайне нелицеприятны. Но иначе эту гадину не победить; мы же должны её раздавить, раздавить раз и навсегда.

Так вот, дело не только в методах их бизнеса. Тем более что сейчас они стали по видимости более мягкими — вынужденно мягкими. Со временем, в принципе, семья вполне способна перейти в легальный сегмент коммерции, без всей этой жестокости — если правоохранительные органы продолжат работать хотя бы на уровне охранителей. Но тут уже встают в полный рост иные резоны.

Человечество прошло долгий путь развития. Если сначала это были небольшие объединения людей, типа разросшихся семей, то со временем они разрослись в многотысячные и миллионные объединения. Сначала какие-то родовые банды и дружины захватывали соседей. Брали с них дань. Но с течением времени эти семейные группы слишком разрослись. Превратившись в государство, они перестали зависеть от общей крови даже в среде элиты. Монархии были последними такими образованиями, сохранившими пережитки родоплеменного строя. Теперь уже управление шло не с помощью воспитания в семье нужных навыков и характера, оно шло путём отбора наиболее эффективных работников, никак не связанных изначально с той сферой, куда их отбирали. Так, они не были изначально детьми или родичами людей во власти — для формирования государства. Не были детьми коммерсантов и ремесленников — при отборе помощников и работников в сферу бизнеса. Не были детьми писателей и поэтов — для отбора в число властителей человеческих душ.

Наша Республика здесь не исключение. Мы давно преодолели семейственность, на первом месте у нас стоят кондиции и компетенции отбираемых. Наши хозяйственные рода — только по видимости основаны на кровных связях. Ведь там нет таких семейных уз, как раньше — хотя бы из-за воспиталищ. Рода легко меняются кадрами. Легко принимают в свои ряды тех же недавних внешников — как ты мог наблюдать здесь, на Штарне.

А теперь посмотри с этой точки зрения на наш мафиозный клан. Он — пережиток родоплеменного строя в высокоразвитом обществе. И может в нём существовать лишь как паразит, ведь сам он не способен эффективно хозяйствовать. Клан паразитирует на кажущейся человеческой раздробленности, противопоставляя ей жёсткую семейственность, защиту своих, даже откровенно посредственных, работников. Он может поддерживать эту свою роль только самыми гнусными методами, иначе не сможет выдерживать конкуренцию с теми, кто отдаёт предпочтение кондициям и компетенциям своих сотрудников. Кровь — против квалификации. Именно поэтому этот хищный динозавр должен быть уничтожен — чтобы расчистить дорогу здоровым отношениям. Он ведь не просто существует где-то в вакууме! Он занимает социальное место. Не даёт прийти на него другим, более эффективным.